15.01.2013 в 23:47
Пишет Сальери.:Гин/Бьякуя
1.
читать дальшеГолос, ехидный и едкий, догнал Бьякую у самых дверей.
— Сбегаете? — спросил его обладатель и добавил словно бы нехотя: — Господин капитан шестого отряда.
Он мешал военные звания и светские обращения, вежливость превращал в оскорбление и прятал за любыми словами уродливое двойное дно. Он предпочел всему Готею предателя Айзена Соуске, а потом вывернул ситуацию так, будто с самого начала был на стороне победителей. Рыцарь без страха и упрека, защитник добродетели Мацумото Рангику — эти роли сидели на нем так же жутко и мешковато, как белое капитанское хаори с цифрой три на тощей птичьей фигуре.
— Дорогой капитан не желает разговаривать с бывшим предателем? Какая жалость, — улыбка оскалом расчертила тонкие губы. — Придется поговорить с его любимой сестренкой. Она-то всегда слушала меня с живейшим интересом.
— Оставь Рукию в покое, — резко ответил Бьякуя и вышел из комнаты, так и не добавив: «Оставь в покое меня».
Это значило «продолжай», или Ичимару Гин ничего не понимал в приглашениях.
2.
читать дальше– А потом, – льется нескончаемой волной рассказ, – Рикако приподняла полу одежды, и Киэмон увидел ее лодыжку, белую и нежную, как сливовый цвет…
Бьякуя поднимается, стараясь двигаться бесшумно, и выходит из комнаты. Облокачивается на перила галереи, подставляя ночному ветру пылающее лицо. Вряд ли кто-то заметил, все поглощены представлением…
Ичимару проспорил кому-то желание и теперь исполняет спектакль одного актера: он и рассказчик, и белоликая Рикако, и перепуганный неопытный Киэмон. Ичимару оделся в женское и собой иллюстрирует рассказ. У него получается так, что другие лейтенанты не могут отвести глаза и закрыть рты.
Талант.
Бьякуя кусает губы. Он тоже не мог отвести глаз. Лодыжка, запястье, выступающий позвонок… Слишком выразительно Ичимару разыгрывает развратную Рикако. Но он при этом еще и слишком… слишком Ичимару, проклятье.
– Вам стало душно? – хрипловатый выдох над ухом. – Быть может, повторить вам историю… наедине?..
– Нет, – выплевывает Бьякуя и стремительно уходит. Это похоже на бегство, но он боится, что если останется – скажет «да».
3.
читать дальшеНе будь они оба капитанами, в жизни бы рядом не встали, по доброй воле, ни один, ни другой. Самое большее, посмотрели бы друг на друга, прицениваясь, и с недоуменным отвращением бы отвернулись.
Ну не нравился ему Кучики-тайчо, вынужден был признать Ичимару, анализируя собственную на диво стойкую неприязнь. Без всякой особенной причины, вот просто сам по себе.
Кучики Бьякуе было в чем-то проще. У него имелись более веские обоснования, от неизмеримой пропасти в происхождении, до того, что отвратительная глумливая улыбка Ичимару просто не могла не восприниматься окружающими как оскорбление. Ну и внешность, конечно, преотвратительная.
Оказавшись в роли мотылька на острие булавки-Шинсо, Кучики был совершенно уверен в следующем движении Ичимару. Всего-то руку чуть довернуть, самую малость.
Ичимару, в общем, тоже не сомневался. Отношение его к Кучики-тайчо вследствие последних событий скорее укрепилось. А тут уже и дело сделано. Шинсо послушно вернулся к привычному размеру. Не нравится - это еще не повод. Ни для чего.
4.
читать дальше― У вас красивая сестра, тайчо.
Бьякуя не отвечает. Так легко сделать вид, что наглого выскочки не существует.
― У вас храбрый… и страстный фукутайчо. Наверное, он согревает вас ночью?
Если не поворачивать головы, никто не заметит, как дернулся уголок рта.
― Хотя, разве вас можно согреть?
Наглого выскочки не существует. Иногда трудно в это поверить.
― У вас красивый шарфик.
Бьякуя не замедляет шага. Может, вызвать наглеца на дуэль и покончить с дурацким фарсом? Сколько можно терпеть?
― У вас…
Когда цветет сакура, у него часто кружится голова. Хисана любила этот сад.
― У вас красивые руки… рокубанта-ай-тайчо.
Бьякуя отпустил корявую ветку и слизнул с пальцев кровь. Твердая ладонь между лопаток, как рукоять меча в руке, вдруг делает мир предательски-четким.
― Вы нарываетесь, Ичимару-тайчо.
Смешок.
― А вы меня накажите.
Сильные руки сомкнулись на пояснице, дыхание опалило шею.
― Не хочу.
― Пра-авда? ― Когда он стал воском в этих руках? ― А хотите на ручки, тайчо-о?
URL записи1.
читать дальшеГолос, ехидный и едкий, догнал Бьякую у самых дверей.
— Сбегаете? — спросил его обладатель и добавил словно бы нехотя: — Господин капитан шестого отряда.
Он мешал военные звания и светские обращения, вежливость превращал в оскорбление и прятал за любыми словами уродливое двойное дно. Он предпочел всему Готею предателя Айзена Соуске, а потом вывернул ситуацию так, будто с самого начала был на стороне победителей. Рыцарь без страха и упрека, защитник добродетели Мацумото Рангику — эти роли сидели на нем так же жутко и мешковато, как белое капитанское хаори с цифрой три на тощей птичьей фигуре.
— Дорогой капитан не желает разговаривать с бывшим предателем? Какая жалость, — улыбка оскалом расчертила тонкие губы. — Придется поговорить с его любимой сестренкой. Она-то всегда слушала меня с живейшим интересом.
— Оставь Рукию в покое, — резко ответил Бьякуя и вышел из комнаты, так и не добавив: «Оставь в покое меня».
Это значило «продолжай», или Ичимару Гин ничего не понимал в приглашениях.
2.
читать дальше– А потом, – льется нескончаемой волной рассказ, – Рикако приподняла полу одежды, и Киэмон увидел ее лодыжку, белую и нежную, как сливовый цвет…
Бьякуя поднимается, стараясь двигаться бесшумно, и выходит из комнаты. Облокачивается на перила галереи, подставляя ночному ветру пылающее лицо. Вряд ли кто-то заметил, все поглощены представлением…
Ичимару проспорил кому-то желание и теперь исполняет спектакль одного актера: он и рассказчик, и белоликая Рикако, и перепуганный неопытный Киэмон. Ичимару оделся в женское и собой иллюстрирует рассказ. У него получается так, что другие лейтенанты не могут отвести глаза и закрыть рты.
Талант.
Бьякуя кусает губы. Он тоже не мог отвести глаз. Лодыжка, запястье, выступающий позвонок… Слишком выразительно Ичимару разыгрывает развратную Рикако. Но он при этом еще и слишком… слишком Ичимару, проклятье.
– Вам стало душно? – хрипловатый выдох над ухом. – Быть может, повторить вам историю… наедине?..
– Нет, – выплевывает Бьякуя и стремительно уходит. Это похоже на бегство, но он боится, что если останется – скажет «да».
3.
читать дальшеНе будь они оба капитанами, в жизни бы рядом не встали, по доброй воле, ни один, ни другой. Самое большее, посмотрели бы друг на друга, прицениваясь, и с недоуменным отвращением бы отвернулись.
Ну не нравился ему Кучики-тайчо, вынужден был признать Ичимару, анализируя собственную на диво стойкую неприязнь. Без всякой особенной причины, вот просто сам по себе.
Кучики Бьякуе было в чем-то проще. У него имелись более веские обоснования, от неизмеримой пропасти в происхождении, до того, что отвратительная глумливая улыбка Ичимару просто не могла не восприниматься окружающими как оскорбление. Ну и внешность, конечно, преотвратительная.
Оказавшись в роли мотылька на острие булавки-Шинсо, Кучики был совершенно уверен в следующем движении Ичимару. Всего-то руку чуть довернуть, самую малость.
Ичимару, в общем, тоже не сомневался. Отношение его к Кучики-тайчо вследствие последних событий скорее укрепилось. А тут уже и дело сделано. Шинсо послушно вернулся к привычному размеру. Не нравится - это еще не повод. Ни для чего.
4.
читать дальше― У вас красивая сестра, тайчо.
Бьякуя не отвечает. Так легко сделать вид, что наглого выскочки не существует.
― У вас храбрый… и страстный фукутайчо. Наверное, он согревает вас ночью?
Если не поворачивать головы, никто не заметит, как дернулся уголок рта.
― Хотя, разве вас можно согреть?
Наглого выскочки не существует. Иногда трудно в это поверить.
― У вас красивый шарфик.
Бьякуя не замедляет шага. Может, вызвать наглеца на дуэль и покончить с дурацким фарсом? Сколько можно терпеть?
― У вас…
Когда цветет сакура, у него часто кружится голова. Хисана любила этот сад.
― У вас красивые руки… рокубанта-ай-тайчо.
Бьякуя отпустил корявую ветку и слизнул с пальцев кровь. Твердая ладонь между лопаток, как рукоять меча в руке, вдруг делает мир предательски-четким.
― Вы нарываетесь, Ичимару-тайчо.
Смешок.
― А вы меня накажите.
Сильные руки сомкнулись на пояснице, дыхание опалило шею.
― Не хочу.
― Пра-авда? ― Когда он стал воском в этих руках? ― А хотите на ручки, тайчо-о?