на память

[ginolisi]

08.05.2012 в 01:20

Пишет  NoFace:

Сортировочная: Блич, джен, с картинками
Сортировочная
Автор: NoFace
Муза: aya_me
Бета: Angstsourie
Иллюстрации: aya_me, Koganeiro
Пейринг, персонажи: Гин, Зангецу, Улькиорра, Гриммджо, Нойторра, Кайен, Куукаку и прочие
Рейтинг: G
Саммари: Мимо нашего окна пронесли покойника. Меч того покойника ― выше подоконника.
Отказ: Кубо-Кубово, мне - сюжет и история, как всегда.
Примечание: фик написан на зомаш 2, команда: Нулевой отряд, тема: Общество Душ.
Издание второе, исправленное и дополненное.

Мимо нашего окна
Пронесли покойника.
Меч того покойника ―
Выше подоконника.

Желтый шар под потолком помигал и погас; вагон тряхнуло, лязгнули тормоза. Гин слетел с полки и, потирая спину, медленно сел на полу. Когда не горел свет, тьма за окном казалась менее черной. Впрочем, какая разница? Лампа вспыхнула, Гин прикрыл глаза. Где-то хлопнула дверь, и поезд опять застучал по шпалам: тук-тук, тук-тук, тук-тук ― в такт с ударами сердца. В первый раз захотелось пройтись по вагонам. Сколько он уже мотается по туннелям? Не все ли равно. Он забыл, куда и зачем едет. В поезде можно поспать, что еще надо?
Поезд шатало. Три вагона, хлопают двери купе, и ни души. За окнами ― та же тьма. Гин протер стекло двери тамбура: на открытой задней площадке мерцал огонек.
Стоило приоткрыть дверь, как ветер рванул волосы, грохот почти оглушил. Гин привалился спиной к лязгнувшей двери и вцепился в перила ― мотало изрядно. У дальнего края неподвижно стоял человек в драном черном плаще и курил. Как ему это удается при такой тряске? Огонек осветил торчащий кадык и небритые щеки. Незнакомец запрокинул голову, будто мечтая о каплях дождя. Гин усмехнулся. Дождь... Дождь ― это здорово. Он и забыл, как это ― ходить босиком по размокшей грязи. И еще что-то было здорово.
― Вы принесли чай? ― Голос как рокот дальнего грома.
Гин ухмыльнулся и изобразил шутливый поклон:
― А как же-с. Мы щас, ваше степенство. Пожалуйте в ресторан. ― Огонек недокуренной сигареты на миг осветил манишку и костлявые пальцы, метнулся назад по туннелю и исчез за поворотом. ― Нет тут ничего. Только мы. И проводников нету.
Гину расхотелось паясничать.
― Совсем ничего?
― Поезд. Туннель. Вода в сортире.
― Выпьем? ― мужик шагнул к двери. Ветер швырнул прядь длинных волос Гину в лицо.
― Зачем?
Вопрос, кажется, озадачил попутчика:
― Мне здесь не нравится. Пойдем, выпьем.
― Воды? Из сортира? ― Гину вдруг стало весело. Раньше такую чушь мог предложить только он, но никогда ― с такой великолепной невозмутимостью. Мужик кивнул и задел его теплым боком, открывая дверь.
***
Вода пахла ржавчиной; на пластиковом столе купе было вырезано «здесь был…», дальше не читалось из-за многократного процарапывания имен поверх других.
― Куда едем?
Часа через три они познакомились, еще через два перешли на ты.
― Не знаю. Ты куда-то спешишь?
― Нет, ― Зангецу поболтал бачок унитаза с заткнутой тряпкой дырой, сделал глоток и вытянул ноги в проход. ― Ты?
― Нет. ― Гин пожал плечами. ― Больше нет.
― Надоело? ― ему показалось, или в тонких губах мелькнула улыбка?
― Типа того, ― Гин помолчал, но сейчас тишина почему-то скребла по нервам. ― Сначала у тебя есть цель. Потом ― любимая работа. Но со временем понимаешь, что, как ни старайся, от тебя вообще ничего не зависит. ― Почему в поездах всегда тянет на откровенность с попутчиками? А откровения звучат так беспомощно? Впрочем, плевать. Просто шанс наконец выговориться и разойтись без последствий. ― Потом цель становится… чисто академической. Нет, тебе не приходит в голову отрицать ее важность. Но… пропадает страсть. Интерес. Желание жить. ― Гин отхлебнул из бачка ржавой воды, поморщился и вытер рот рукавом. ― Ты ищешь на стороне, находишь, опять теряешь. Пока не надоедает искать. И тогда просто сжимаешь зубы: работа… шаг к цели. По утрам заставляешь себя вставать, глядя в зеркало, стараешься убедить себя, что, возможно, чего-то стоишь, ― он поскреб щетину на подбородке. ― А потом наступает развязка, и оказывается, что ты проиграл. И остается усталость. Я тут отдыхаю.
Гин усмехнулся. Стоило высказать вслух, чтобы понять, какая все это чушь. Наверное, надоела тьма за окном. И стук колес, заглушавший стук сердца.
Зангецу катал по столу незажженную сигарету и поглядывал в его сторону. Гин растянулся на полке. Бедняга, наверное, пытается быть тактичным. И уже почти сквозь сон услышал тихое:
― Проиграл или выиграл – не имеет значения, ― попутчик запрокинул голову на подушку и закрыл глаза. Поезд тряхнуло на стрелке.
***
― А я говорю ― пей!
― Не хочу, ― Улькиорра, качнув ирокезом, откинулся на спинку стула. Звякнули заклепки и цепи на кожаной куртке.
― Отстань от него, Гриммджо!
― А ты еще кто такой?
Кто-то хихикнул. Кто-то подался вперед в предвкушении драки, но говоривший всего лишь поморщился:
― Что, память короткая? Шиба. Кайен. Лейтенант тринадцатого отряда Готей-13. Мы тут застряли надолго, и грызться я не позволю.
― А кишка не тонка? ― Гриммджо смачно сплюнул на пол. ― Че рожу кривишь? Вокзал ― не дворец.
Зал ожидания тонул во мгле, только буфет в углу освещала тусклая лампа под жестяным абажуром на перекрученном проводе; когда мимо пролетал поезд, она начинала раскачиваться. В узкие окна задувал ветер, где-то под потолком возились голуби: днем Гриммджо пытался сбивать их стаканами, поэтому стаканов почти не осталось, и сидящие у стола присматривали за своими. Стол был заставлен бутылками всех мастей. Рядом в углу валялись осколки, чуть выше на грязной стене чернела надпись «Здесь был Нойторра». Пахло джином и креозотом. Кайен огляделся и подмигнул кому-то на дальнем конце стола. Гриммджо швырнул в него пустой бутылкой:
― Ненавижу, когда меня игнорируют!
Кайен не глядя выбросил руку, отбивая бутылку, и издевательски хмыкнул:
― А лысым ходить тебе нравится? Конечно, с тонзурой и в рясе ты неотразим!
Ярость Гриммджо потонула в раскатах общего хохота.
― Кайен, оставь.
― И ты, Улькиорра?.. Когда эти симпатяги чуть не пустили тебя по кругу?
― Новый опыт всегда полезен. ― Кайен демонстративно закатил глаза. ― Теперь я знаю, что переубедить агрессивных самцов можно почти без применения силы, ― Улькиорра покосился на черенок ржавой лопаты под лавкой и чинно сидевших рядом Нойторру в камзоле и напудренном парике, Гриммджо в коричневой рясе и Зоммари в балетной пачке.
― Это когда ты сперва предложил им раздеться, потом отпинал пониже спины и выкинул их шмотки в окно, так что им пришлось обыскивать все углы в поисках чьих-нибудь забытых тряпок?
― Никогда не забуду, как Улькиорра отмахивался от трех голых пидарасов столом, ― тряхнул челкой Заэль Апполо Гранц. ― Голова Гриммджо, торчащая из столешницы… ― он попытался подпилить сломанный ноготь акульей шкурой с рукоятки меча, не преуспел, вздохнул и аккуратно откусил заусеницу. ― Улькиорра сидит на столе и бреет беднягу катаной под лекцию об уважении к бывшим соратникам…
― Мальчишки должны обслуживать ветеранов! ― огрызнулся Нойторра. ― И бабы, ― он ткнул пальцем в задумчивую Хисану, ― тоже.
Та от неожиданности выронила стакан, который галантно перехватил у самого пола Старрк.
― Полегче, здесь же не армия, ― он посмотрел стакан на свет и с поклоном передал даме. ― Это какой-то средневековый цирк… при всем уважении к дамам, ― похлопал ее по плечу, плеснул на два пальца текилы ей и себе и обаятельно улыбнулся: ― Ваше здоровье, сударыня!
За стеной с грохотом промчался поезд, лампа над столом закачалась, выхватывая из полутьмы бледные лица с лихорадочно блестящими глазами, и пару раз мигнула. Старрк покосился на вывеску «Сортировочная» над выходом на платформу и подтянул рукава засаленного халата:
― Ну, кто сдает?
По столу зашлепали карты, бутылки сдвинули в угол. Лампа продолжала мигать, и Хисана обошла стол, зажигая свечи. Улькиорра выдавил в стакан целый лайм.



― Эстет, ― раздалось из угла. ― А все эстеты ―…
― Это предложение перепихнуться? ― хихикнул Нойторра.
― Так скучно же, ― в углу завозились. ― Сколько мы тут сидим?
― А чего тебе не хватает? Бухла ― хоть залейся.
― Дождика бы… водички…
― Погулять… по песочку. Эй, Кайен, а расскажи…
Игра замерла. Стало слышно, как в стены бьет ветер.
― Давным-давно… когда поезда еще ходили по расписанию, а Хисана работала официанткой, здесь был обычный вокзал. Там, ― он ткнул в раскуроченный турникет у дальней стены, ― с площади уходили автобусы с номерами по округам Руконгая. Турникет выдавал билеты: нажал кнопку ― вытащил номерок ― уехал, куда послали.
Нойторра прогулочным шагом добрался до турникета и потыкал в запавшую кнопку. Потом изо всех сил ударил ногой. Кайен поморщился:
― Нельсон, остынь. Многие уже… старались. Теперь тут выхода нет.
― А автобусы? ― Улькиорра качнулся вперед, стул встал на четыре ножки.
― Когда турникет сломался, станцию перенесли; теперь здесь останавливаются только спецпоезда.
― С неудачниками, ― подмигнул Заэль Апполо Гранц.
― С такими, как мы.
― Которым надрали задницу, и они каждый вечер пьют, чтобы об этом забыть, а по утрам не знают, зачем просыпаться.
Все помолчали, слушая нарастающий грохот очередного поезда, а потом кто-то спросил из угла:
― А кто сломал турникет?
Казалось, даже ветер затих, ожидая ответа. Кайен сглотнул, оглянулся на бледные лица и сквозь зубы ответил:
― Я.
В тишине упал стул. Кто-то прошипел:
― Сволочь.
Кто-то швырнул стакан, на пол посыпались карты, кто-то что-то орал, Нойторра сжал кулаки.
― Зачем? ― Улькиорра поднял руку, и стало возможно расслышать слова.
― Хотел подождать жену, а всех гнали на выход, ― Кайен почесал в затылке, а потом зачастил, словно оправдываясь: ― Станцию закрыли сразу, а спецпоезда привозят только таких, как мы. Которые никуда не торопятся, ― скользнув взглядом по ожесточившимся лицам, он вылез из-за стола и попятился к дверям на перрон. Вокруг смыкалось кольцо. Откуда-то снизу прошелестело:
― И что, дождался жену, красавчик? ― под ноги Кайену с гиканьем выкатилась пара маленьких черепов.
― Мочи гада, ― послышалось из толпы. ― Из-за него тут сидим.
Кайен безнадежно подергал ручку и припал спиной к двери.
― Ты сам говорил, что отсюда открыть нельзя, ― тихо сказал Улькиорра.
― Позабавимся, чуваки? ― Гриммджо подмигнул Зоммари и игриво качнул рясой.
Кольцо сомкнулось, Кайен сжал зубы и кулаки, когда в ропот толпы вплелся лязг подходящего поезда и скрип тормозов. По залу прокатился вздох. Дверь медленно приоткрылась.
― Кажется, я опоздал… ― на пороге, потирая затылок, стоял Ичимару Гин.
***
Кто-то выдохнул:
― Комиссар… жив…
― Я думал ― ночь, вокзал пустой, а тут такая встреча… вы что, соскучились? ― Гин, улыбаясь, шагнул вперед.
― Не закрывай, ― прошипел сзади Кайен.
― А чего? ― Гин уперся ладонью в дверь у его лица. ― Там же ветер холодный. О, Кайен, привет. Я думал, ты умер. ― Уголком глаза он заметил движение в толпе:
― Кучики… Рукия?
Дверь с тихим скрипом захлопнулась. В зале словно стало темнее; толпа всколыхнулась и шагнула вперед. Кто-то зарычал. Звякнуло, хрустнуло под ногой стекло разбитой бутылки, запахло пивом.
― Приветствую, комиссар, ― ехидно склонил голову Старрк. ― Вас тоже выбросило из мутного потока истории и прибило к этой помойке… вместе с остальным мусором?
― Хм. Говорила мне мама ― будь проще, золотце, ― оскалился Гин и обвел взглядом толпу: ― Здорово, орлы! Как вам рога-то пообломало… ну вот, теперь и рожи перекосило… ― Не ссыте, ребята, подумаешь, маски в поезде спиздили. Вам так даже идет! На людей стали похожи… а че? ― Старрк с Улькиоррой переглянулись. Вокзал тряхнуло. Гин театрально вздохнул: ― Кажется, мне здесь не рады.
Кайен придвинулся ближе и зашептал на ухо:
― Сейчас будут бить.
― А это вряд ли, ― Гин выпрямился и словно стал еще выше. ― Попробуем еще раз. Привет, неудачники! ― злобные взгляды только добавили ему веселья. ― Чтой-то вы такие скучные? ― Он приложил руку к уху, прислушался к выкрикам из толпы, ― Надоело? Ну так пошли шляться по Руконгаю: кабаки, девочки… Заперто? ― он подергал дверь и почесал голову: ― Вот засада, ― оглянулся на тяжело дышащую толпу и ухмыльнулся: ― А стучать пробовали?
Со звуком последнего удара Гриммджо и Нойторра рванулись вперед. Гина спасло то, что оба поскользнулись в пивной луже и столкнулись лбами. Он успел выскочить во вдруг появившуюся щель, вытащить Кайена и захлопнуть дверь, когда на нее обрушился первый вал ярости арранкаров.
По перрону змеилась пыль, ветер пробирал до костей, колючие звезды игриво подмигивали и обещали мороз. Кайен вдохнул воздух с запахом дыма. Свобода. Гин потянул его за рукав:
― Это Зангецу. Он любит курить на улице. Кстати, спасибо, чувак.
Кайен жестом попросил разрешения и затянулся подаренной сигаретой. Он не был уверен, что сможет сейчас говорить, ― от облегчения перехватило горло. Несколько глотков морозного воздуха, и ком в горле почти растаял.



― И что это было? ― он попытался поймать взгляд Гина.
― Что?
Как ему удается поднимать брови, не открывая глаз?
― Зачем ты их дразнил? Они и так не подарок.
Гин посмотрел на луну. Вдохнул дым от сигареты Зангецу, попинал прошлогодние листья.
― Я увидел покойника.
Кайен от смеха привалился к стене.
― Одного?
Гин улыбнулся:
― Мне тоже смешно-о. Боевой командир, павший смертью храбрых при выполнении шпионского долга… которому сносит крышу при виде покойника. Я был рад увидеть ребят. Их смерть казалась глупой несправедливостью, ― он почесал в затылке. ― Без них мир становился все более плоским и тусклым, сам сдохнешь ― не пожалеешь. Но Кучики Рукия… она ― как труп. Та же ― и не такая. Мертвая. И я испугался. Дразнил их, чтобы убедиться, что не попал на пир к зомби.
― Ичимару, ― Кайен потянул его за рукав. ― Это ее сестра.
Гин на секунду расширил глаза, потом закинул руки за голову и рассмеялся.
― Ха. Кучики-сама. А я-то думал, за что он ее так ненавидит? Вернее ― будто не видит.
― Жену?
― Нет. Сестру. Наверное, для него она тоже выглядит трупом . Жены.
Ветер было притих, а потом задул вдоль перрона, погнал поземку, втягивая листья в танец.
― Ну вот, только зря обидел ребят.
Из-за двери послышался стук.
― Кто там? ― легкомысленно отозвался Гин.
― Открывай! ― этот рев мог принадлежать только Нойторре.
― А что мне за это будет?
― Если вы соблаговолите открыть, достославный сэр, то окажете малым сим услугу, коей нет цены, тем самым заслужив их прощение и неизбывную благодарность, ― Старрк явственно веселился. ― Мы, в свою очередь, обязуемся воздержаться от грубости и рукоприкладства.
― Мы все слышали, ― сообщил Улькиорра.
― А еще у нас бабы и куча бухла, ― проорал Гриммджо.
Гин посмотрел на Зангецу:
― Выпустить, что ли? ― Тот наклонил голову. ― Эй, вы там! Орлы! Сейчас я открою дверь. Всем вести себя хорошо, прохожих до смерти не убивать, меня слушаться… по старой памяти. Выходить по одному, бухло и женщин вперед!
***
Они шли по шпалам, по очереди пиная маленькие злобные черепа Арроньеро. Ветер относил в сторону дым сигарет. Вдоль железной дороги тянулись тусклые пустыри с пятнами снега и засохшим бурьяном, из которого здесь и там торчали ржавые остовы каких-то конструкций. Лунный свет в прорехах туч делал их похожими на чудовищ. Хисана устала, ее поддерживали фрассьон Халибел, а Нойторра поглядывал с неожиданным интересом и нежно ругал волчьей сытью. Шарлотта Кулхорн перепархивал от одной группы к другой, норовя согреть то Гина, то Улькиорру. Гриммджо баюкал бутылки в подоле рясы и без конца бормотал, как славно теперь будет жить.
Кайен не слушал, увлеченный своим неаппетитным футболом, запоздало пытаясь то ли отомстить за гибель жены, то ли прикоснуться к ней, пока очередной порыв ветра не бросил ему в лицо горсть снежинок.
― А куда мы идем-то? ― чтобы задать вопрос, пришлось извлекать Гина из теплых объятий Шарлотты.
― К тебе, конечно.
Кайен поперхнулся и выронил сигарету.
― Эй! Бывшие доблестные бойцы и примкнувшие к ним! ― Колонна притормозила. ― Поступило предложение переночевать у нашего друга Шибы. У него большой дом и потрясающая сестра. ― Гин отмахнулся от восторженных криков десятка глоток и кошачьих воплей Гриммджо. ― Рано радуетесь: нам еще топать округа три, к утру как раз доберемся. Чтобы не замерзнуть, предлагаю дальнейший путь проделать бегом. Да, еще с нас бухло, ― Гин благосклонно смотрел, как отряд набирает темп. Хисану пристроили кому-то на спину, бутылки распределили. ― Зангецу, ты же не против ночевки у Кайена?
Кайен, оторопев от такой наглости, молча затрусил вслед за колонной. Шарлотта засунул черепа Аароньеро в лифчик, одернул платье и отправился догонять. Гин с Зангецу отстали.
― Не знаешь, почему поезд остановился? Мы же мотались… черт, в той темноте даже дней было не сосчитать.
― Наверное, ты отдохнул, ― Зангецу подставил ветру лицо, позволяя снежинкам таять на веках. Ветер принес легкий запах жилья: впереди на холме темнело несколько крытых соломой хижин, подмигивая огоньками. Из-за облака выглянул месяц. ― Может, эта часть мира отвечает твоим желаниям. Ты же чего-то в конце концов захотел?
― Приехать. Остановиться. Невелика цель. А ты ― постоять под дождем.
― Тут снег и ветер. Лучше, чем ничего… может, завтра днем потеплеет…
― А сейчас я хочу вытянуть ноги к огню, ― Гин только сейчас заметил, что изо рта вырвалось белое облачко, ноги промокли, а пальцы закоченели. Он втянул влажный холодный воздух с запахом дыма и прошлогодней листвы и длинно выдохнул, любуясь тихо падающим снегом. Казалось, если сосредоточиться, можно услышать шорох, с которым снежинки ложатся на землю.
― Тогда побежали.
***
― Эй! Подъем! А ну, шевелись! Тачки, ведра ― в руки, жалобы ― на хер, давай-давай, жизнь и свободу надо еще заработать! А то разлеглись, как покойнички.
Измученные, помятые арранкары поднимались, потирая бока и щурясь на свет, пробивающийся сквозь жалюзи. Поспать удалось часа три. Под утро измученный авангард, увязая в снегу, добрался до дома Шиба и ухитрился вдрызг разругаться с хозяйкой, обрушить ворота и поджечь угол дома, по словам Нойторры ― чтобы согреться. Появление Кайена спасло их от смерти, но не от ремонтных работ.
Низкое солнце даже не пыталось согреть кучку бродяг в разношерстной одежде. Вчерашний снег поблескивал на дорожках, кое-где на окрестных лугах и болотах среди пучков прошлогодней травы, на метелках озерного тростника, по нему важно вышагивали вороны. Гриммджо попытался качать права, но, попав в перекрестье взглядов хозяйки и Улькиорры, сник и потянул из кучи лопату. О завтраке никто и не заикался, от запаха гари подташнивало даже самых голодных. Поначалу почти все подпрыгивали на снегу и пытались согреть озябшие руки, но только Хисане выдали старый подбитый ватой халат, из рукавов которого торчали только кончики пальцев. Улькиорра, звеня заклепками и цепями, подволакивая озябшие ноги в высоких ботинках, ходил за хозяйкой, записывал распоряжения и распределял работы, движением бровей пресекая попытки бунта.
― Умеет же юноша подлизаться, ― ворчал Шарлотта Кулхорн, разглядывая пейзаж за окном. Его кисть плясала, как огромный комар на стекле, перенося на новые ширмы взамен вымокших при пожаре хризантемы под снегом, пару выпей у озерца, стаю ворон над дубовой рощей. ― Айзену-саме он тоже нравился.
― Завидуешь? ― за окном засмеялись.
Ичимару Гин спал. Они с Зангецу вышли к дому уже засветло, и Кайен тихо провел их в гостиную. К ошалевшей от счастья Куукаку на время вернулся аристократизм, и они до полудня сидели за утренним чаем, отогревая застывшие пальцы ног, обмениваясь новостями. Кайен рассказывал, как годами ловил и дрессировал голубей, чтобы отправить письмо домой, но добивался только фигурных полетов под сводом вокзала; а во время войны зачем-то пытался воспитывать все прибывающих арранкаров. Гин травил анекдоты про заговорщиков, в которых было непростительно много правды. И в первый раз, кажется, за всю жизнь ему нормально спалось.
***
― Улькиорра! ― Вопль Куукаку заставил весь дом содрогнуться, а гостей ― сбежаться к воротам. ― Мать твою в меносы. Что это такое?
― Приказ был не просто отстроить, а улучшить дизайн, ― лицо Улькиорры было бесстрастно, но глаза подозрительно косили в сторону. ― Вам что-то не нравится?
Куукаку прищурилась на огромные полуголые изваяния себя и Айзена, прикрывавшие срам каждый своим концом лозунга «Красота спасет мир», ― и процедила сквозь зубы:
― Не хватает динамики и натурализма.
― Добавить? ― Улькиорра уткнулся в блокнот, просчитывая возможную динамику скульптурной группы.
― Только попробуй! ― Вспышка реяцу вспугнула с болота стаю ворон, те с оглушительным криком сделали круг над домом и потянулись к окраинам Руконгая. Куукаку занесла руку для подзатыльника. Арранкары затаили дыхание в предвкушении зрелища, но Улькиорра с чуть порозовевшими от мороза щеками только пристально посмотрел ей в глаза, заставив пожать плечами и усмехнуться: ― Ну и кто из вас это придумал?
― Главные по воротам ― Гриммджо и Нойторра. Я им сообщил, что ваш дом должен быть символом силы и красоты. ― Показалось, или в прищуре зеленых глаз мелькнул вызов? ― Ребята старались.
Куукаку поежилась от холодного ветра с запахом жимолости, взглянула на тонкий ледок на лужах, на отражение в стылой воде озерца синего неба с мелкими облачками, выбила трубку о мраморную ступню Айзена и проворчала:
― Убить или выгнать? Выгнала бы всех голубчиков к меносам… ― ее ухмылка стала совсем разбойничьей, ― но вы же как раз оттуда.
***
Дом восстанавливали неделю, и в последние дни гости все чаще задумывались о планах на новую жизнь. Хозяйка особенно не скрывала, что орава нахлебников ей ни к чему, и сегодня за ужином как-то вдруг стало понятно, что это ― последний вечер. Слуги втащили жаровню с чаем, вкатили бочонок сакэ, под потолком зажглись оранжевые фонарики. Куукаку полулежала, опираясь спиной о старшего брата, Ганджу разлегся у них за спиной.
Вот уже несколько дней Гин наблюдал за Улькиоррой: тот словно сделался тенью хозяйки, а по вечерам не спускал с нее глаз. На бледном лице то и дело мелькала досада ребенка, который пытается разобрать игрушечный паровоз или понять, как устроена кошка, а она прыгает и крушит яркие ширмы, оставляя обломки иллюзий и ощущение безнадежности. Гин внутренне улыбнулся: страдание закаляет характер.
― О чем задумался, Ичимару-сан?
― О несоответствии потерь в последней войне. ― Что ж, он размышлял и об этом. ― Арранкары объективно были сильнее. Почему среди наших почти не было жертв?
Куукаку пожала плечами, но ответил Зангецу ― тихо, почти про себя:
― Души, если достойны, возрождаются прямо на месте. Поэтому среди шинигами столько почти-смертей и неожиданных воскресений. А Сортировочная ― для тех, кто исчерпал свое нынешнее предназначение.
― Лучше скажи, перестал быть полезным, ― донеслось от дельней стены.
― Кому?
― Кто знает? Создателю? Высшим силам? ― ехидно оскалился Гин.
― Зачем ломать голову, если отсюда, изнутри системы, это узнать невозможно? ― отозвался Зангецу.
― А дальше? ― неожиданно тихо спросил Гриммджо.
― Их раскидывают по округам Руконгая. Не знаю… мне показалось ― случайно, ― задумался Кайен. ― Разве что в том турникете был демон Максвелла…
― Или бог из машины, ― хихикнул Старрк. ― Кайен, зачем ты убил бога?
На лице Куукаку отразилась борьба между желанием расхохотаться и врезать кому-нибудь трубкой. Старрк подмигнул и толкнул к ней бочонок сакэ. Арранкары непонимающе переглянулись.
― И теперь на закрытую станцию, про которую все забыли, попадает всякий отстой, ― рявкнул Нойторра. За едой он теперь всегда сидел рядом с Хисаной; вот и сейчас она успокаивающе положила ладошку ему на плечо.
― Почему бы и нет? ― Улькиорра сжал тонкие губы. ― На заброшенной станции копится мусор. Который должен ждать мусорщика. Если потребуется ― целую вечность.
По комнате прокатился ропот:
― И куда мы теперь?
― А куда хотите, ― хозяйка соблазнительно потянулась. ― Есть пожелания, работнички?
― Уйти отсюда, чтобы не видеть твою противную рожу!
― Девочка, уйми ухажера, ― прищурилась Куукаку.
Словно от дуновения ветра, светильники на стенах погасли, углы утонули во тьме. Сверху раздался шелест; юркие, словно ожившие тени пустились в пляс, ― это закачались фонарики над головой. Нойторра отвернулся и сжал руку Хисаны, которая почти прошептала:
― Наверное, сначала надо понять, кто мы теперь.
― Куда летим, зачем живем… ― ехидно пропел Гин. ― Какая разница? Теперь мы все ― местные, и жить будем как все. Какие будут идеи?
На него уставился десяток пар глаз.
― А есть варианты? ― оскалился Гриммджо.
― Нет, ― жестко сказал Зангецу.
― Нет, ― эхом ответил Гин. ― Кажется, эта часть мира следует нашим желаниям, открывая возможности. Не наоборот. Так чего вы хотите?
― Оружие бы… ― прошелестело из угла.
― Ага, приперлись сюда, как ночью в сортир, без меча и в исподнем, ― отозвались из другого.
Гин подмигнул хозяевам:
― Ну что? Пойдем пугать банды восьмидесятого округа? Или… ― он сделал эффектную паузу, ― в Академию Шинигами?
Арранкары непонимающе, потом раздраженно смотрели на шинигами, пытаясь понять причину веселья; кто-то сетовал о закрытом городе и пропускном режиме, кто-то орал, что в Академию не принимают дохлых солдат противника, но ропот и крик перекрыл тихий голос Зангецу:
― Это неважно, что цель кажется недостижимой. Главное, что она есть. Значит, есть, куда двигаться, ― он обвел взглядом полутемный зал и прошептал на ухо еще смеющейся Куукаку:
― И я, кажется, знаю, как нам попасть в Сейрейтей.
***
Утром на плацу перед огромной пушкой выстроился весь разношерстный отряд. За ночь растаяли остатки снега, и даже самые здравомыслящие смирились с идеей безумного путешествия. А Нойторра ухитрился научить Хисану создавать пушечный шар.
― Молодец, так держать! ― Кайен, проходя мимо, похлопал ее по плечу. ― Если Кучики-сама будет возражать против Академии ― …
― Я дам ему в глаз! ― выкатил грудь Нойторра.
Гин заканчивал инструктаж:
― Держимся вместе, по приземлении строем маршируем в приемную комиссию. В бои ни с кем не вступать, переговоры вести буду я!
Его проводили с помоста вялым скандированием «комиссар» разнообразными фигурами из пальцев в воздухе.
― Не понимаю, почему они все согласились лететь? ― Гин наклонился к Зангецу. ― Это ж каким надо быть идиотом...
― Кто знает? ― тот помолчал. ― Часть мечтает создать четырнадцатый отряд. Внутренние войска. Ну, ты понимаешь.
― Кайен… ― Куукаку повисла у него на шее. ― И ты, брат? ― Она не заметила, как в глазах Улькиорры на миг полыхнула ярость, тут же сменившись привычной тоской.
― Я же не дезертир, сестренка! ― Кайен изобразил сверкающую улыбку. ―Ты слышала Ичимару ― мое место еще не занято. А то ― айда с нами, возрождать славу клана?
Она покачала головой, отступая. Зангецу приобнял ее за плечи и посмотрел в небо:
― Кажется, будет дождь. ― Помолчал, на секунду прижал к себе и отпустил. Посмотрел в потемневшие глаза Улькиорры и вдруг подмигнул.
Теплый, почти весенний ветер принес запах земли. Небо быстро затягивалось тяжелыми тучами, но солнце еще заливало двор неестественно ярким оранжевым светом.
― Нахлебнички! Первая группа, вперед! Заходим быстренько, не толпимся. Все помнят, что делать? ― голос Куукаку звучал как-то глухо. Она механически провела обряд и, щурясь из-под руки, смотрела, как пушечный шар поднимается в небо. На лицо упали первые капли дождя. ― Вторая группа! Поторопись, у нас три минуты, пока они не задействовали систему защиты! ― Грохот, лавина огня, и второй шар вырывается из трубы.
Ей не пришлось звать третью группу, они уже стояли у нее за спиной: Кайен и Гин, Хисана с Нойторрой, Зангецу и Улькиорра. Она обняла брата и отвернулась, радуясь, что идет дождь. Капли на лице ― обычное дело. Теперь задраить люк и выкрикнуть слова заклинания в последний раз. Огонь рванулся вверх, опалив брови и волосы. Дом за спиной казался безжизненным, как статуи у ворот. Куукаку подпрыгнула, пронеслась вверх по трубе и вскочила на вылетающий шар, балансируя, подставляя лицо дождю и ветру. Рассмеялась, глядя на изумленные и испуганные лица внизу. Купол все приближался, и кто знает, что будет в момент столкновения. Живот на мгновение свело от страха, но вид на небо и землю был настолько великолепен, что страх отступил. Будь что будет. Кайен прав, хватит сидеть в Руконгае, пора возрождать клан.
Шар летел слишком медленно. Голос Кайена, читавшего заклинания, дрогнул.
― Читай ровно и медленно. Шар должен добраться до купола, ― Зангецу посмотрел вверх. Начался ливень, и силуэт Куукаку в облепившей ноги юбке был почти неразличим за потоком воды.
Гин, оглядываясь на примолкших соседей, раз за разом пытался вызвать подмогу: адские бабочки должны слышать капитана Готей 13. Или смерть изменила что-то в душе, и теперь не дозваться? Он почувствовал, как ответственность давит на плечи. Вчерашнее предложение было шуткой, надо быть идиотом, чтобы согласиться на заведомое самоубийство. С утра арранкары, теперь Куукаку. Зачем? Чем плох Руконгай? Он не заметил, когда начал говорить вслух.
― Они хотят жить, ― Зангецу все так же смотрел в небо, на барабанящие по шару капли дождя. ― И не согласны на прозябание. Хотят знать, зачем просыпаются утром.
Шар ударился в купол, треснул и стал распадаться. Куукаку заскользила вниз, но вдруг огромная стая адских бабочек вырвалась и приняла ее на свой шуршащий ковер. По ушам ударил чей-то крик:
― Только не умирай! ― Кайен? Улькиорра?
И бездумно, бешено улыбаясь от облегчения, Гин подумал, что теперь все точно будет как надо.