погладь автора, я сказаВ
Пишет Гость:
17.07.2011 в 01:14
пафос детектед. И не рейтингово совсем, простите.>:
да и, в общем-то, автору было сложно представить мотивацию ходящего к Айзену Урахарыи Айзену тоже сложно. Так что Киске получился не очень Киске, по-моему.>:
и вообще, не бейте, это мой первый фик!>:
читать дальше- ...не то чтобы я именно этого и хотел, но Хогиоку всегда виднее. Она спасла меня, дала новый шанс - мне понадобилось провести здесь совсем немного времени, чтобы понять это. А знаешь, в чем он заключается? Когда я выйду отсюда, много сотен лет спустя, никого из тех, кто знал меня - хотя бы частично и в теории - уже не будет в живых. Даже тебя. И уж тем более - Куросаки Ичиго. Когда меня выпустят отсюда, уже некому будет остановить меня. Есть, правда, одно "но": я могу просто не выдержать этого времени. Могу потерять рассудок, ведь я пробуду здесь в полной изоляции от мира очень, очень долго. Я не боюсь остаться без общения, нет, но меня немного пугает перспектива духовного и информационного голода. Вряд ли ко мне будут присылать тюремщиков пересказывать новости или читать книги.
Айзен усмехается - даже в полумраке видно, как угловато изламывается линия его губ.
- Но пока твое периодическое присутствие спасает - говорить с тобой как всегда приятно. Жаль только, что ты продолжаешь молчать. Почему?
Урахара стоит у противоположной стены, как можно ближе к выходу. Между ними несколько метров, голос Соуске тихий, но звучный, и слышно его просто великолепно.
- Почему бы нам не поговорить? Меня сейчас не интересуют сокровенные тайны Сейретея, мира живых или что-то еще из этого разряда. Меня интересуешь ты. Тебе вернули должность капитана? Как себя ведет твой бывший лейтенант? Приняли тебя с должными почестями, или смотрят, как на изгоя? Жаль, я ничего не вижу. Хотелось бы еще раз посмотреть на тебя в хаори - оно всегда тебе шло.
Эти вопросы звучат уже не в первый раз, и снова Киске не собирается отвечать - только напряженно вслушивается в каждое слово, словно ожидая чего-то. Айзен, впрочем, молчит недолго.
- Ну ладно. Я не настаиваю на диалоге: подожду, пожалуй, пока ты созреешь.
Урахара беззвучно выдыхает - эти монологи уже должны были приесться или стать чем-то обыденным и привычным, однако он до сих пор не может привыкнуть ни к умиротворенному голосу Айзена, ни к непринужденности, с которой он говорит.
Говорит, говорит, говорит, говорит, говорит... очень много, очень долго, каждый раз.
Хотел бы Киске знать, зачем приходит сюда раз за разом.
- Ты знаешь, здесь даже воздух изменился. Не обращал внимание? Наверняка нет. А я вот обратил. Его словно стало меньше с момента нашего бегства. Как думаешь, почему?
Айзен говорит обо всем, и воздух Сейретея - не самая дурацкая тема для его монологов. Он уже вспоминал белый песок Хуэко Мундо, древние седзи в казармах первого отряда, убогие эксперименты Куроцучи (Урахара морщится каждый раз, когда Соуске упоминает Маюри, но в глубине души не может с ним не согласиться). Но, как не странно, еще ни разу до сегодняшнего дня не упоминал о Хогиоку.
- ...рано или поздно тебе придется начать мне отвечать, - голос Айзена вытаскивает Урахару из задумчивого оцепенения, и тот, встрепенувшись, словно заспанная птица, понимает, что задержался здесь слишком долго.
Тяжелые раздвижные двери темницы поддаются с большим трудом, и, чтобы покинуть это место, нужно приложить немало сил и реяцу.
- Буду ждать тебя в следующий раз, - звучит за спиной голос Соуске, и Киске захлапывает за собой двери, слегка переусердствовав с реяцу.
Киске даже не знает, что злит его больше: без умолку болтающий (если эти слова вообще можно применить к нему) и не чувствующий ни страха, ни вины Айзен, или собственная беспричинная упрямость, которая, как всегда, всплывает в самые неподходящие моменты.
Ах, да.
Еще, возможно, его выводит из себя то, что Соуске еще ни разу не назвал его по имени, но это, во-первых, не его вина, а во-вторых...
Нет-нет. Конечно же, его это ни в коем случае не злит. Но его срывает, когда Соуске начинает говорить о нем самом этой с неподрожаемой, снисходительной интонацией.
"Глупец. Такой очаровательный глупец".
Вдох. Выдох. Микровзрыв; реяцу мечется вокруг короткими всплесками, и для её усмирения Киске приходится прилагать массу усилий - куда меньше, чем те, что были затрачены на то, чтобы отодрать Соуске от креплений.
...а Айзен не сказал бы "срывает" - Айзен пустился бы в пространные рассуждения и природе человеческого гнева, побуждающей на насилие, и проанализировал бы всю мотивацию Урахары, тратя драгоценные секунды своего неограниченного времени - и выводы, которые сделал бы этот паршивый ублюдок, был бы верными наверняка.
Киске злится холодно, и, даже снедаемый яростью, он всегда продолжает думать.
Но не сейчас - сейчас он слепнет.
И когда Киске поднимается, рывками приводя себя в порядок, Айзен поднимает голову и протягивает руку - ловит край урахаровой накидки, длинные пальцы мнут жесткую ткань, и на той половине лица, которую видно, отражается смешанная, неясная эмоция, которую Киске еще ни разу не видел у этого человека.
- Я много думал о тебе, - голос Айзена кажется надломленным, но Урахара не обманывается этим впечатлением. - Больше, чем о чем-либо другом. Понимаешь, что это значит? - он молчит еще какое-то время, словно ожидая ответа, а потом вздыхает - совсем чуть-чуть картинно, но это уже, наверное, просто рефлексы. - Неужели ты настолько сильно ненавидишь меня, Гин?
Рывком Урахара выдирает накидку из рук Соуске и решительно шагает к выходу, надеясь, что стража еще не успела столпиться за дверями, учуяв всплески реяцу. Дверь поддается все так же туго, и Киске, все еще обессиленный, с трудом протискивается в проход-щель - до конца раздвинуть тяжелые, наполненные демонической силой седзи он так и не смог.
Смех Айзена бьет в спину, но Урахара даже не оборачивается, с грохотом запирая непроницаемую тюрьму и с сожалением осознавая, что он еще вернется.
Обязательно.
URL комментарияда и, в общем-то, автору было сложно представить мотивацию ходящего к Айзену Урахары
читать дальше- ...не то чтобы я именно этого и хотел, но Хогиоку всегда виднее. Она спасла меня, дала новый шанс - мне понадобилось провести здесь совсем немного времени, чтобы понять это. А знаешь, в чем он заключается? Когда я выйду отсюда, много сотен лет спустя, никого из тех, кто знал меня - хотя бы частично и в теории - уже не будет в живых. Даже тебя. И уж тем более - Куросаки Ичиго. Когда меня выпустят отсюда, уже некому будет остановить меня. Есть, правда, одно "но": я могу просто не выдержать этого времени. Могу потерять рассудок, ведь я пробуду здесь в полной изоляции от мира очень, очень долго. Я не боюсь остаться без общения, нет, но меня немного пугает перспектива духовного и информационного голода. Вряд ли ко мне будут присылать тюремщиков пересказывать новости или читать книги.
Айзен усмехается - даже в полумраке видно, как угловато изламывается линия его губ.
- Но пока твое периодическое присутствие спасает - говорить с тобой как всегда приятно. Жаль только, что ты продолжаешь молчать. Почему?
Урахара стоит у противоположной стены, как можно ближе к выходу. Между ними несколько метров, голос Соуске тихий, но звучный, и слышно его просто великолепно.
- Почему бы нам не поговорить? Меня сейчас не интересуют сокровенные тайны Сейретея, мира живых или что-то еще из этого разряда. Меня интересуешь ты. Тебе вернули должность капитана? Как себя ведет твой бывший лейтенант? Приняли тебя с должными почестями, или смотрят, как на изгоя? Жаль, я ничего не вижу. Хотелось бы еще раз посмотреть на тебя в хаори - оно всегда тебе шло.
Эти вопросы звучат уже не в первый раз, и снова Киске не собирается отвечать - только напряженно вслушивается в каждое слово, словно ожидая чего-то. Айзен, впрочем, молчит недолго.
- Ну ладно. Я не настаиваю на диалоге: подожду, пожалуй, пока ты созреешь.
Урахара беззвучно выдыхает - эти монологи уже должны были приесться или стать чем-то обыденным и привычным, однако он до сих пор не может привыкнуть ни к умиротворенному голосу Айзена, ни к непринужденности, с которой он говорит.
Говорит, говорит, говорит, говорит, говорит... очень много, очень долго, каждый раз.
Хотел бы Киске знать, зачем приходит сюда раз за разом.
- Ты знаешь, здесь даже воздух изменился. Не обращал внимание? Наверняка нет. А я вот обратил. Его словно стало меньше с момента нашего бегства. Как думаешь, почему?
Айзен говорит обо всем, и воздух Сейретея - не самая дурацкая тема для его монологов. Он уже вспоминал белый песок Хуэко Мундо, древние седзи в казармах первого отряда, убогие эксперименты Куроцучи (Урахара морщится каждый раз, когда Соуске упоминает Маюри, но в глубине души не может с ним не согласиться). Но, как не странно, еще ни разу до сегодняшнего дня не упоминал о Хогиоку.
- ...рано или поздно тебе придется начать мне отвечать, - голос Айзена вытаскивает Урахару из задумчивого оцепенения, и тот, встрепенувшись, словно заспанная птица, понимает, что задержался здесь слишком долго.
Тяжелые раздвижные двери темницы поддаются с большим трудом, и, чтобы покинуть это место, нужно приложить немало сил и реяцу.
- Буду ждать тебя в следующий раз, - звучит за спиной голос Соуске, и Киске захлапывает за собой двери, слегка переусердствовав с реяцу.
Киске даже не знает, что злит его больше: без умолку болтающий (если эти слова вообще можно применить к нему) и не чувствующий ни страха, ни вины Айзен, или собственная беспричинная упрямость, которая, как всегда, всплывает в самые неподходящие моменты.
Ах, да.
Еще, возможно, его выводит из себя то, что Соуске еще ни разу не назвал его по имени, но это, во-первых, не его вина, а во-вторых...
Нет-нет. Конечно же, его это ни в коем случае не злит. Но его срывает, когда Соуске начинает говорить о нем самом этой с неподрожаемой, снисходительной интонацией.
"Глупец. Такой очаровательный глупец".
Вдох. Выдох. Микровзрыв; реяцу мечется вокруг короткими всплесками, и для её усмирения Киске приходится прилагать массу усилий - куда меньше, чем те, что были затрачены на то, чтобы отодрать Соуске от креплений.
...а Айзен не сказал бы "срывает" - Айзен пустился бы в пространные рассуждения и природе человеческого гнева, побуждающей на насилие, и проанализировал бы всю мотивацию Урахары, тратя драгоценные секунды своего неограниченного времени - и выводы, которые сделал бы этот паршивый ублюдок, был бы верными наверняка.
Киске злится холодно, и, даже снедаемый яростью, он всегда продолжает думать.
Но не сейчас - сейчас он слепнет.
И когда Киске поднимается, рывками приводя себя в порядок, Айзен поднимает голову и протягивает руку - ловит край урахаровой накидки, длинные пальцы мнут жесткую ткань, и на той половине лица, которую видно, отражается смешанная, неясная эмоция, которую Киске еще ни разу не видел у этого человека.
- Я много думал о тебе, - голос Айзена кажется надломленным, но Урахара не обманывается этим впечатлением. - Больше, чем о чем-либо другом. Понимаешь, что это значит? - он молчит еще какое-то время, словно ожидая ответа, а потом вздыхает - совсем чуть-чуть картинно, но это уже, наверное, просто рефлексы. - Неужели ты настолько сильно ненавидишь меня, Гин?
Рывком Урахара выдирает накидку из рук Соуске и решительно шагает к выходу, надеясь, что стража еще не успела столпиться за дверями, учуяв всплески реяцу. Дверь поддается все так же туго, и Киске, все еще обессиленный, с трудом протискивается в проход-щель - до конца раздвинуть тяжелые, наполненные демонической силой седзи он так и не смог.
Смех Айзена бьет в спину, но Урахара даже не оборачивается, с грохотом запирая непроницаемую тюрьму и с сожалением осознавая, что он еще вернется.
Обязательно.
@темы: Айзен-сама, цитаты, находки, айзен\урахара, «Bleach», «погладь автора», сюжетики
-
-
07.09.2011 в 15:35-
-
07.09.2011 в 16:09это не я, это йомй дубль