[гинолис]

20.05.2013 в 02:15

Пишет  кирогин:

10.05.2013 в 09:04

Пишет  Crystal Sphere:

Битва Пейрингов, Гин/Кира, романс «Времена года»

Гин из «Времён года» видится мне так)

07.05.2013 в 23:57

Пишет  KiraGin:

Название: Времена года
Команда:  KiraGin
Тема: романс/флафф
Персонажи: Ичимару Гин, Кира Изуру, другие персонажи эпизодически
Размер: 8850 слов
Жанр: романс
Рейтинг: NC-17
Дисклеймер: Bleach © Kubo Tite
Саммари: школьное AU
Предупреждения: чередование POV; п/а: учебный год в Японии начинается в апреле

Выйдя из дому около восьми утра, Гин неспешно направился в сторону школы. Он шёл, улыбаясь, прищурив глаза и беспечно сунув руки в карманы светло-серых брюк. Было начало апреля, солнце уже поднялось над крышами домов и припекало, лаская спину и плечи. Щебетали птицы, лёгкий бриз с Токийского залива трепал волосы, в воздухе кружились нежно-розовые лепестки – началось цветение сакур.

У ворот школы Гин, вдохнув полной грудью, поднял лицо и посмотрел вверх: над ним простиралось чистое безоблачное небо.

Он жил в пятнадцати минутах ходьбы от школы и приходил за полчаса до начала занятий. Коридоры в это время обычно были пусты. Однако, свернув за угол, Гин столкнулся со светловолосым молодым человеком в строгом чёрном костюме. Лицо незнакомца наполовину скрывала аккуратно зачёсанная на левую сторону чёлка. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.

Первым сориентировался Гин.

– Оу, прошу прощения… – начал он.

– Простите, я был неловок, – опомнившись, извинился молодой человек и, вежливо поклонившись, удалился по коридору в сторону классных комнат.

Гин проводил его взглядом и прошёл в учительскую. Поздоровавшись, он уселся за свой стол и принялся лениво просматривать план уроков, мурлыча себе под нос песенку и краем глаза наблюдая за коллегами. План интересовал его меньше всего: Гин превосходно знал свой, и не только свой, предмет и пользовался безграничным уважением и восхищением учеников, в особенности своего класса. Наблюдение за людьми было его любимым развлечением, хобби.

Примерно четверть часа спустя дверь в учительскую в очередной раз распахнулась, и в комнату вошёл тот самый молодой человек, с которым Гин столкнулся в коридоре.

– А! – директор Айзен, будто нехотя беседовавший о чём-то с преподавателем физкультуры, тут же прервался и жестом привлёк к себе внимание. – Коллеги, позвольте представить вам нового преподавателя английского языка – Кира Изуру. Прошу любить и жаловать.

Кира, дежурно улыбнувшись, коротко поклонился присутствующим, после чего директор счёл необходимым лично представить ему каждого из преподавателей – вероятно, лишь бы не возвращаться к явно утомившему его разговору.

Очередь дошла до Гина.

– Это Ичимару-сан, наш преподаватель по родному языку и литературе, – при этих словах Гин слегка поклонился и улыбнулся шире обычного. Изуру ответил поклоном и чуть смущённой улыбкой. – Надеюсь, вы найдёте общий язык, – продолжил директор, как-то нехорошо усмехнувшись, и, обращаясь к Кире, добавил: – Тем более что первый урок у вас в классе Ичимару-сана.

Первые два урока Гин вёл рассеянно. Нет, он, конечно, рассказывал столь же увлекательно, как и всегда, – но чаще обычного смотрел в окно, иногда терял нить разговора и просил учеников напомнить, о чём он только что говорил. На самом деле, Гин предвкушал. Его класс был трудным, да что там – вообще неуправляемым, – многие преподаватели жаловались, – и ему было интересно, как новенький учитель английского справится с таким «боевым крещением». Кира-сан был молод, и если бы не строгий костюм и нарочито суровое выражение лица, выглядел бы совсем юным и… слабым?.. Поняв, что в очередной раз потерял нить беседы, Гин хмыкнул – и удивлённо вскинул брови, когда прозвенел спасительный звонок на перемену.

– О, уже? Ну-у, продолжим на следующем занятии. Всем хорошего дня, да, и почитайте учебники! – пропел он, растягивая гласные. Ученики ответили нестройным, но дружным хором, и Гин, привычно помахав им рукой, поспешил к своему классу.

В классе царило небывалое оживление. Преподаватель уже ушёл, и ученики бурно обсуждали прошедший урок. Гомон был слышен ещё из коридора:

– …И не скажешь!

– Да ну, и не таких обламывали!

– А мне понравился. Рассказывал интересно, и вообще…

– И у него такой взгляд!

– И кого это мы тут обсуждаем? – бесшумно возникнув на пороге класса, протянул Гин с улыбкой.

– Ичимару-сан! – закричали все разом. – У нас был новый учитель! Он такой…

– Какой? – усмехнулся Гин, усаживаясь за стол и вытягивая в проход длинные ноги.

– Необычный, – неохотно признал мальчишка, которого в классе прозвали «Снежок» – Широ-тян – за чистый белый цвет волос. Это был ребёнок-гений, из-за которого большая часть преподавателей чувствовала себя не в своей тарелке на собственных же уроках.

– Да, не такой, как все, – чуть смущённо подтвердила с первой парты Момо, хрупкая большеглазая девочка. Судя по румянцу, новый преподаватель ей явно понравился.

В классе установилась идеальная тишина, хотя звонка на урок ещё не было.

– И чем же он необычен? – Гин, подавшись вперёд, устроил острый подбородок на переплетённых пальцах. Он неторопливо рассматривал лица учеников из-под полуопущенных ресниц. Действовало завораживающе.

– Он на нас не кричал, – веско заметил Куросаки Ичиго. Хмурый взгляд и торчащие рыжие волосы придавали ему бунтарский вид; тем временем, он был одним из лучших учеников класса.

– И даже не выходил из себя, когда Гриммджо его цеплял! – подтвердил его вертлявый сосед, Асано Кейго.

Это можно было счесть комплиментом. Гриммджо Джаггерджек – резкий и вспыльчивый мальчишка с ярко-голубыми глазами и таким же цветом волос – считался в школе первым задирой и забиякой. Он был совершенно неконтролируемым ребёнком и позволял себе неслыханные дерзости: любимым его развлечением было провоцировать учителей, задавая каверзные вопросы и отпуская замечания, к которым, с одной стороны, было не придраться, с другой – звучали они, как откровенное хамство. От его постоянных насмешек и издёвок был защищён лишь Ичимару Гин, чудом сумевший завоевать его уважение и безоговорочный авторитет.

– О, – многозначительно прокомментировал Гин и вопросительно взглянул на Гриммджо.

– Он сказал, что если наше уважение требуется заслужить, то он непременно это сделает, если мы дадим ему шанс, – с независимым видом подтвердил тот, смешно сведя брови и глядя в сторону.

– Хм, – улыбка Гина против его воли расползалась шире. – И что же вы решили?

– Ну… – ученики замялись в нерешительности, и Гина на секунду посетила нелепая мысль, что они боятся его реакции: того, как он отнесётся, если они благосклонно примут нового учителя. Вдруг обидится?

– Мы решили дать ему шанс, – наконец, высказалась за всех Кучики Рукия. Характер у неё был твёрдый, под стать положению: девочка происходила из богатой известной семьи, её брат вёл в школьном клубе занятия по каллиграфии. – Он был с нами на равных.

– Да, и он интересно рассказывал, – повторила её подруга, рыжеволосая красавица Иноуэ. – Думаю, это будет справедливо… – неуверенно закончила она и, скромно опустив глаза, снова уткнулась в тетрадку.

Гин обвёл внимательным взглядом устремлённые к нему лица и одобрительно кивнул в ответ.

– Думаю, вы правы. Вы ведь ничего не теряете. К тому же, доверие – не пожизненная привилегия, вы всегда можете пересмотреть свою точку зрения, если он его не оправдает.

По классу поползло шуршание, похожее на облегчённый вздох – и в этот момент прозвенел звонок на урок.

Занятие прошло как обычно: Гин вёл урок вдохновенно, полностью отдавая себя ученикам и предмету. С Кирой в этот день он больше не встретился, только в конце занятий мельком увидел его в окно и провожал взглядом, пока тот не скрылся из виду, свернув из ворот в аллею.

Потянулись будни. Гин приходил в школу с удовольствием, он любил работу и своих учеников, а сейчас стал замечать, что вдобавок с интересом присматривается к молодому коллеге. Тот постепенно обживался на новом месте и уверенно зарабатывал баллы доверия у не слишком-то послушного класса Гина. Порой Гин ловил на себе его внимательные взгляды; тогда улыбка сама собой становилась шире, и подмывало подойти, завести разговор ни о чём – что он и делал, если Кира не успевал уйти прежде.


Незаметно пролетели короткие весенние месяцы. Наступило лето. Июнь встретил адской жарой и сезоном дождей. Столбик термометра в восемь утра уже подползал к тридцатиградусной отметке. Короткие сильные ливни, проливавшиеся ближе к полудню, не сбивали духоту.

Гин наслаждался теплом. Радовался дождю, как ребёнок, в обед иной раз вымокая до нитки и в таком виде являясь к своим ученикам, вызывая их восхищенные взгляды. В классе в стенном шкафу у него всегда хранился запасной комплект одежды.

Как-то после очередной прогулки под дождём он столкнулся в своём классе с Кирой. Тот остановился, удивлённо заморгал, глядя на стекающую по волосам и капающую с ослабленного галстука воду. Пиджак Гин держал в руке, белая рубашка прилипла к телу и просвечивала, а сам он беспечно улыбался.

Кира открыл рот, чтобы что-то сказать, но не смог: голос изменил ему.

– А, Кира-сан, отличная погода! Вы не находите? – как ни в чём не бывало, поинтересовался Гин.

Прокашлявшись, Кира попробовал снова:

– Ичимару-сан, вы забыли зонт? В учительской же есть запасные.

Гин лишь улыбнулся шире и неопределённо пожал плечами, давая понять, что до зонтов ему, вообще-то, нет никакого дела.

Несколько часов спустя они снова встретились, на этот раз в учительской. Кира сидел один и разбирал стопку листов – вероятно, сданный на проверку тест. Гин же задержался в своём классе, отвечая на вопросы по теме урока – его всегда отпускали неохотно – и заглянул в учительскую, чтобы сделать себе чай: от постоянного напряжения голосовых связок пересыхало горло. Но, увидев Киру, он передумал и устроился за столом напротив.

– Ну, что скажете, Кира-сан? – откинувшись на спинку стула, Гин с любопытством посматривал на Киру. – Вы здесь не так давно, но наверняка уже составили мнение об учениках. Честно говоря, меня как классного руководителя интересует, что вы думаете о моём классе.

Наверное, не стоило спрашивать так прямо, но Гину не терпелось хоть немного разговорить Киру. Он уже понял, что первое впечатление было ошибочным – слабым Кира не был. Теперь ему было интересно, насколько же далёк от истины он был в своих суждениях.

Кира, оторвавшись от очередного листа, поднял на него внимательный взгляд.

– У меня действительно сложилось определённое мнение, но не думаю, что оно вам понравится.

– Не беспокойтесь, я слышал многое, – снисходительно-насмешливо отозвался Гин. – Вряд ли ваш ответ позволит узнать что-то новое.

– Хорошо, – по лицу Киры мелькнула тень улыбки. Он немного помолчал, словно собираясь мыслями, и не спеша заговорил: – С вашим классом действительно трудно справиться, многие ученики заранее настроены недоверчиво по отношению к учителю. Возникает впечатление, будто преподаватель должен заслужить право учить их, а это, согласитесь, не слишком способствует установлению контакта. Не говоря о взаимопонимании. К тому же, некоторые ученики позволяют себе провоцировать учителя. Но я думаю, что смогу найти с ними общий язык.

– Ясно, – Гин безмятежно улыбнулся. – Как я и думал – ничего нового. Я часто слышу недовольные высказывания в адрес моих учеников и привык к этому.

– Более того, вам это нравится, не так ли? – Кира слегка склонил голову, не сводя с собеседника пристального взгляда.

Гин моментально подобрался: разговор принимал неожиданный оборот.

– Не могли бы вы объяснить подробнее, что вы хотели этим сказать, Кира-сан?

– Мне кажется, вы меня поняли, – Кира говорил спокойно, и в тёмно-голубых глазах не было и тени сомнения: похоже, он собирался высказаться до конца.

«Что ж, тем интересней», – решил Гин.

– Я думаю, – тем временем продолжал Изуру, – что такое положение дел вас более чем устраивает. Вам нравится быть тем единственным, кто смог завоевать их доверие. Ваши отношения с классом – это не просто «учитель и ученики», а нечто совсем особенное… больше похожее на дружбу. Но вам удалось установить ту тонкую грань, благодаря которой они не теряют к вам уважения и всегда помнят о том, что можно себе позволить.

Кира замолчал, рассеянно почеркал что-то на листе бумаги, но прежде, чем Гин успел ответить, снова заговорил, вскинув на него взгляд:

– К тому же, они восхищаются вами и, не могу подобрать другого слова, обожают вас. А то, что другие преподаватели не могут с ними справиться, вас если не забавляет, то и не волнует. Кажется, вы считаете, что это не имеет к вам отношения.

Гин оттолкнулся от спинки стула и, положив локти на стол перед собой, переплел пальцы.

– Вот как? – его улыбка стала жёсткой. – Это звучит как обвинение.

– Я лишь говорю о том, как это выглядит со стороны, – Кира покачал головой. – Возможно, они изменили бы своё отношение, если бы вы приняли участие, а не наблюдали за всем со стороны. Они чувствуют вашу молчаливую поддержку, поэтому и позволяют себе подобное. Вот моё мнение.

Кира замолчал, вероятно, ожидая ответа, который не замедлил последовать.

– Не буду скрывать, – Гин заговорил неожиданно серьёзно, даже резко. – Вы правы. Я и не ожидал подобной проницательности. Или, правильнее сказать, откровенности? Раз уж разговор зашёл так далеко, то и я вам отвечу. Знаете, этот класс действительно особенный. В других классах все ученики более или менее равны. Здесь же, словно специально, собраны полные противоположности: дети из хороших семей, отличники, дочь одного из преподавателей и сестра другого, – и с ними дети, выросшие без родителей, бунтари и те, кого любят называть трудными подростками. К тому времени, когда я стал их классным руководителем, многие отказались от этой должности, – Гин и сам не мог понять, с чего вдруг пустился в объяснения. Обычно он только язвил или вообще пропускал мимо ушей слова других преподавателей. Но тут было совсем другое дело – хотя вряд ли он мог объяснить себе сейчас, в чём причина. – И больше всего я горжусь тем, что мне удалось примирить их между собой. Каждый из них готов заступиться за другого, они не просто одноклассники – они не чужие друг для друга. И этому я рад. А проблемы остальных преподавателей меня и правда мало волнуют, помогать им у меня нет ни малейшего желания. К тому же, несмотря на поведение, успеваемость моего класса самая высокая, – иронично закончил Гин, вернувшись в прежнее невозмутимое состояние.

– Простите, я не хотел вас задеть, но…

– Всё в порядке, – Гин легко махнул рукой, прерывая Киру. – Я сам попросил вас высказать мнение.

– Я не хотел вас задеть, – упрямо повторил тот. – Но я… я считаю, что вы из тех, кто заслуживает искренности.

Неловко замолчав и явно не зная, что делать дальше, Кира собрал листки в стопку и вышел из кабинета, не дожидаясь звонка на урок. Гин запомнил его последние слова – слишком неожиданными они оказались – и подумал, что при случае он их ему напомнит.

* * *

Наверное, именно с того дня и возник их взаимный интерес друг к другу. Кира, слушая разговоры или споры в учительской, неизменно обращал внимание на слова Гина. И всё чаще замечал своё с ним согласие. Другие, возможно, тоже сочли бы их справедливыми, – но насмешливый, а иногда и язвительный тон вызывал, в большинстве случаев, негативную реакцию: важнее становилось не то, какие слова сказаны, а то, каким тоном они произнесены. Иногда Киру просили высказать своё мнение, и тогда его способность быть беспристрастным играла ему на руку, позволяя не обращать внимания на личное отношение.

– Не боитесь принимать мою сторону, Кира-сан? – однажды полушутя спросил его Гин. – Это не добавит вам популярности.

Кира озадаченно посмотрел на него:

– Меня не волнует популярность.

Гин не ответил, но улыбнулся не так, как всегда, – тепло. Кира не ожидал, что ему будет так приятно получить в свой адрес тёплую улыбку именно этого человека. А ещё он вдруг понял, что ему никак не удаётся думать о Гине, как об «Ичимару-сане»: казалось, что имя подходит ему гораздо больше, чем фамилия – острое и звонкое, как клинок.


Дни мелькали – жаркие, пёстрые. Наступило время летних каникул, за ними – осень и новый триместр. Начались занятия, и Кира был рад вновь вернуться к работе, ученикам – и цепким, внимательным взглядам Гина, которые с некоторых пор он ощущал кожей и которых … ждал?.. Кира отвечал тем же: изучал, рассматривал. Он боялся признаться себе, но всё отчётливее понимал, что этот человек вызывает у него слишком яркие, сильные чувства.

Кира с удовольствием проводил время в обществе Гина, особенно дорожа минутами, когда они оставались в классе или учительской одни и Гин заводил какой-нибудь забавный разговор на отвлечённую тему. Косые взгляды из-под рассыпающейся чёлки, ехидная ухмылка и вкрадчивые интонации, деланые легкомыслие и безалаберность, вечно ослабленный галстук – Кире нравилось в этом человеке решительно всё. Чувствовал ли это Гин, для Киры оставалось загадкой, как и истинное отношение Гина к нему.

С классом Гина Кире удалось установить особые, почти дружеские отношения. Его уроки никогда не были скучными: невероятная смесь строгости, интеллигентности, спокойствия и искреннего интереса к ученикам вызывала у них уважение; ум и тонкие ироничные замечания, которым сам Кира не придавал значения, невольно восхищали.


Три месяца осени пролетели незаметно; Кира и оглянуться не успел, а на горизонте уже замаячили зимние каникулы и новогодние праздники. Коллектив в школе был дружный, и Новый год решено было отметить совместным походом в недорогой, но уютный ресторан.

Вечер выдался ясный и прохладный. Кира явился точно к назначенному времени. В неофициальной обстановке можно было позволить себе вольности: на нём были синие, цвета глубокой морской воды джинсы и светлая рубашка с сиреневым шейным платком. Довершал образ мягкий пиджак песочного цвета и светлое бежевое пальто, которое он, впрочем, сразу снял, пристроив на ближайшей вешалке.

Гин обнаружился возле столика с коктейлями. В чёрной рубашке и узких чёрных джинсах он выглядел настолько сногсшибательно, что осознание этого ударило Кире в голову сильнее любого алкоголя. Поздоровавшись, Кира взял коктейль и удалился за свой столик, откуда продолжил следить за Гином краем глаза.

С Гином флиртовали. Женщины-коллеги вились вокруг него непрестанно, не давая возможности подойти. Гин улыбался, пару раз соглашался потанцевать. Кира, впрочем, тоже не был обделён вниманием: несмотря на отстранённый вид, приглашали его не реже, даже чаще, и каждый раз он отвечал вежливым отказом.

В разгар вечера его умудрились-таки вытащить на один танец, но стоило Кире вернуться на своё место, как он снова нашёл взглядом Гина. На него сложно было не смотреть, сложно не поддаться странному, опасному обаянию. Кире хотелось подойти, завести беззаботный разговор, но что-то удерживало его. Неофициальная обстановка неожиданно сделала его скованным, а Гин… Гин иногда оборачивался, бросал внимательные пристальные взгляды, но оставался на месте и, казалось, был полностью доволен вечером. И Кира вдруг с удивительной ясностью осознал, как нужно ему, чтобы именно этот человек обратил на него внимание, заговорил, улыбнулся. Как мало ему того, что есть.

Собственные мысли пугали, и хотя Кира пытался заставить себя не думать больше на эту тему, отмахнуться от своих чувств не получалось.

Часы пробили двенадцать. К ночи на улице заметно похолодало. Накинув пальто, Кира вышел за дверь, глубоко вдохнул морозный воздух, обжигая горло и лёгкие, и это позволило хоть немного прийти в себя. Он выпил лишнего – это точно, и лучше было уйти сейчас, пока он не позволил себе ещё что-нибудь лишнее. Кира стоял, ни о чём не думая, слегка откинув голову назад, и глубоко дышал. Он уже собирался уходить, когда дверь за его спиной открылась, выпуская наружу свет и гул ресторана. Обернувшись, Кира встретил заинтересованный взгляд Гина:

– Вы так рано уходите, Кира-сан?

Хотелось съязвить в ответ, но в данный момент Кира не чувствовал себя способным вести словесные баталии. Вместо этого он сказал то, чего не собирался:

– Я немного устал и… мне лучше уйти. Сейчас, – добавил он и, развернувшись, пошёл вдоль переулка.

– Я вас провожу, – Гин, не отставая, зашагал рядом.

Кира не стал возмущаться, в собственном молчании ему виделось спасение. Да и потом, осталось пройти совсем немного: сейчас они дойдут до конца переулка, Гин сядет в свою машину, а он сам возьмет такси. Они разойдутся, и никто не наделает глупостей… Земля ушла из-под ног Киры слишком внезапно, и если бы не Гин, шедший рядом и успевший подхватить его, то он наверняка упал бы.

– Осторожней, – тихо, со смехом в голосе сказал Гин, обманчиво легко держа Киру за локоть. А у Киры голова шла кругом, и, кажется, он уже делал глупости: стоял, прижавшись к Гину, закрыв глаза, уткнувшись лицом в его ключицу. И вдыхал его запах.

– Я отвезу вас домой, – слова прошелестели над ухом Киры, и он смог только кивнуть в ответ.

В машине они ехали молча. Кира назвал адрес, предоставив Гину самому выбирать наилучший маршрут.

«Он ведь совсем трезв, не то, что я», – отрешённо думал Кира, искоса разглядывая Гина: тонкий профиль, взгляд, внимательно следивший за дорогой, тонкие пальцы, легко, но уверенно державшие руль. Кира отвернулся, прижавшись виском к холодному стеклу.

– Всё правильно? – обратился к нему Гин, подъехав к небольшому двухэтажному дому и заглушив мотор.

– Зайдёте? – глядя перед собой, спросил Кира, а сердце замерло в ожидании ответа.

Гин думал лишь мгновение:

– С удовольствием, – они одновременно вышли из машины.

Войдя в дом, Кира исчез на кухне, оставив Гина с интересом рассматривать обстановку гостиной.

– Будете что-нибудь? – он появился на пороге комнаты спустя несколько минут, вопросительно посмотрев на Гина.

– Нет, – протянул тот в ответ и добавил мягко: – И вам, пожалуй, лучше остановиться, Кира-сан.

Кира сделал всего лишь несколько шагов, оказавшись вплотную к Гину.

– Я не хочу, – сказал он – будто с края пропасти шагнул.

Во взгляде Гина мелькнуло любопытство. Он легко скользнул пальцами по скуле Киры и, оставив ладонь на затылке, склонился к его лицу.

– Не хочешь… – эхом повторил он слова Киры и помедлил ещё мгновение, прежде чем коснуться губами шеи.

Кира отреагировал сразу же: откинул голову, всем телом прижался к Гину, подставляя шею новым поцелуям. Дыхание сбилось мгновенно, и желание осталось только одно – забыть об установленных правилах и поддаться жару, охватившему его. В голове шумело, но уже не от выпитого, а от возбуждения, захлестнувшего волной.

Кира выдернул рубашку Гина из-за пояса, провёл ладонями по спине, готовый зайти настолько далеко, насколько ему позволят.

Внезапно Гин отстранился, взял пальцами за подбородок и, слегка приподняв его лицо, посмотрел в глаза. Отпустив, скользнул ладонями вдоль его рук и, цепко взяв за тонкие запястья, отвёл их от себя.

– Нет, Изуру. Так – нет.

Краска стыда горячей волной хлынула к щекам, и Кира замер, не говоря ни слова, вперившись взглядом в невидимую точку за плечом Гина.

Тот словно хотел ещё что-то сказать, но, передумав, тихо вздохнул и прошёл мимо.
Кира стоял неподвижно. Не пошевелился, когда до него донёсся звук закрывающейся входной двери, и только приглушённый шум отъезжающей машины вывел его из оцепенения. Он потерянно оглянулся и, поднявшись в свою комнату, прислонился к стене. Кожа горела от поцелуев Гина, тело дрожало от возбуждения, и самым правильным и единственно возможным казалось сейчас только одно. Непослушными пальцами Кира взялся за ремень джинсов и прикрыл глаза, краем сознания всё ещё стыдясь своих действий. Потом не осталось и стыда. Только горькое наслаждение и собственное срывающееся дыхание. И одно слово – выдохом, оглушительно прозвучавшим в тишине комнаты:

– Гин…


Прошла неделя, зимние каникулы подошли к концу, чему Кира был несказанно рад. Собравшись с духом, он открыл дверь учительской. За время каникул Кира много чего передумал и слегка успокоился, решив для себя, что он скажет и как будет себя вести.

Поздоровавшись со всеми и сев за свой стол, Кира осторожно посмотрел в сторону Гина. Тот, словно почувствовав на себе его взгляд, повернул голову, оторвавшись от созерцания вида за окном. Кира едва не вздрогнул, когда их глаза встретились: он боялся увидеть насмешку. Но Гин только спокойно посмотрел на него, равнодушно скользнув взглядом.

Как назло, за весь день им ни разу не удалось остаться наедине, но Кира решил во что бы то ни стало прояснить всё сегодня. Его уроки на этот день были закончены, но он продолжал сидеть в учительской, находя себе всевозможные занятия – и, дождавшись, наконец, момента, когда в кабинете не осталось никого, кроме них двоих, понял, что просто не знает, с чего начать.

У Гина урока сейчас не было. Стоя возле окна, прислонившись плечом к стене, он не обращал на Киру внимания. Собственные заготовленные объяснения показались Кире ненужными. Тем не менее, он подошел к Гину и, на секунду бросив взгляд на улицу, обратился к нему:

– Ичимару-сан, я хотел бы поговорить с вами.

Гин посмотрел на него и присел на край своего стола.

– О чём же? – усмехнулся он.

– Я хотел извиниться перед вами, – Кира не отводил взгляда, смотрел серьёзно и прямо. – Моё поведение…

– Сожалеете о том, что сделали? – прервав его, Гин странно, словно с разочарованием глянул в ответ. – Если была бы возможность вернуть время назад, то вы не совершили бы ничего подобного, верно?

Кира молчал, не сводя с Гина глаз. Он не понимал его, не знал, чего тот ждёт и что хочет услышать. Можно было согласиться с его словами, и тогда инцидент был бы исчерпан, но...

– Нет, – медленно произнёс Кира. – Я не сожалею ни о чём, ни об одном своём поступке в тот день. И забывать я тоже ничего не хочу. Я хотел извиниться только за то, что моё поведение могло быть оскорбительным для вас.

– Понимаю, – прочесть что-либо по лицу Гина не представлялось возможным, и Кира мог только гадать, какое впечатление произвели его слова. – Но вы меня ничуть не оскорбили, скорее наоборот. Полагаю, разговор окончен?

Кира вспыхнул, замявшись с ответом.

– Да… думаю, я сказал всё, что хотел.

Гин согласно кивнул и сел на своё место, а Кира, оставшись стоять возле окна, уперевшись ладонями в подоконник, смотрел на школьный двор. Разговор действительно можно было считать оконченным.

– И ни слова о том, что такого больше не повторится?

Кира удивленно повернул голову. Сложно было понять, какой чёрт тянул Гина за язык, заставляя начинать эту игру словами.

– Ну что вы, Ичимару-сан, я ведь снова могу перебрать саке, – насмешливо парировал он.

Гин беспечно рассмеялся, кажется, оценив смелость и остроумие ответа. А Киру вдруг перестали раздирать противоречия: в тот самый момент, когда он признался Гину, что не жалеет ни о чём, для метаний не осталось места и страха тоже не осталось. Собственная откровенность дала ему свободу и силу, о которых он раньше и не подозревал.

* * *

Наступила весна. Время шло, но Гин ничего не предпринимал, продолжая считать, что находящиеся под постоянным контролем чувства и желания Киры скоро снова дадут себя знать. Невозможно так долго бороться с собой – так полагал Гин.

– Ичимару-сан, – обратился Кира, зайдя в учительскую и сев напротив него. Видно было, что ему не терпится что-то рассказать. – Я хотел бы обсудить с вами одну идею, без вашего согласия мне не хотелось бы этого затевать.

– В чём дело? – заинтересовавшись, Гин отложил книгу. – Ну же, продолжайте.

– Послушайте, у меня возникла мысль предложить ученикам вашего класса написать сочинение, – Кира замолчал на секунду и продолжил медленнее, стараясь как можно точнее объяснить свою задумку. – Это будет не просто сочинение, а рассказ каждого ученика о самом себе, о его внутреннем мире, о его желаниях и стремлениях. Впрочем, у меня нет желания ограничивать их – пусть каждый напишет о себе всё, что сочтёт нужным. Понимаю, я не преподаватель языка и не психолог, но…

Гин, подперев ладонью подбородок, внимательно слушал собеседника, что не мешало ему, тем не менее, увлечённо его разглядывать. Гину действительно сложно было оторвать взгляд от сидевшего так близко Киры. А тот, казалось, не замечал обращенного на него пристального внимания и воодушевленно говорил, лишь иногда отводя взгляд, – но не потому, что был смущен, а только потому, что это словно помогало ему найти нужные слова. И этот жест: легко скользнув пальцами по скуле, убрать светлую прядь челки за ухо – интересно, догадывался ли Кира, насколько это притягательно? Так, что хотелось самому повторить это движение…

«Этого ещё не хватало», – жёстко одёрнул себя Гин. В последнее время собственные мысли вызывали у него тревогу и раздражение.

– Простите, – Кира осёкся, заметив его изменившееся настроение. – Если вы против…

– Нет-нет, – Гин справился с собой мгновенно. – Мне очень нравится ваша задумка, я только за. Можете рассчитывать на мою поддержку, – он ободряюще улыбнулся для убедительности.

Улыбнувшись в ответ, Кира кивнул и коротко, но искренне поблагодарил:

– Спасибо.


После этого разговора Гин всё чаще стал замечать, что Кира держится с ним уверенно и независимо, и вскоре всерьёз усомнился в верности своих умозаключений относительно чувств Киры к нему. По всему выходило, что Кире не составляет труда контролировать свои чувства и желания. А это, по мнению Гина, могло означать только две вещи. Либо Кира обладал железной волей, что казалось неправдоподобным – очень уж непринуждённым он выглядел. Либо чувства Киры остыли и не требовали больше особого контроля, иными словами – Кира был к нему равнодушен. И эта мысль неожиданно зацепила.

Тем временем, они продолжали видеться постоянно, и не только на работе. Они часто встречались в городе: в парках, магазинах, просто на улице. Словно один из них знал, где будет другой, и приходил туда же. Гину такие совпадения казались просто невероятными, и однажды он не выдержал.

– Кира-сан, у вас есть планы на выходные? – щурясь на весеннее солнце, спросил Гин. Разговор происходил в пятницу, когда после окончания уроков они вдвоём вышли из школы.

– Да, – протянул Кира немного озадаченно, словно пытаясь понять, куда клонит его собеседник. – Но почему вы спрашиваете?

– Вам не кажется странным?.. – Гин остро взглянул на него. – В этом огромном городе мы постоянно встречаемся – такого нарочно не придумаешь. Мне порой кажется, что всё это неслучайно.

– Если вы так боитесь этих встреч, Ичимару-сан, то единственный выход – оставаться дома, – сказал Кира, не скрывая насмешливого тона.

Гин даже остановился от неожиданности, едва ли не впервые не найдясь сразу же с ответом. Пауза зазвенела натянутой струной.

– Извините, – прервал молчание Кира, – но мне нужно идти. До свидания, Ичимару-сан.

Гин ответил скорее на автомате и, обернувшись, долго смотрел вслед удаляющейся фигуре.


Выставка, на которую нацелился Гин в эти выходные, проходила в Токийском городском художественном музее, в парке Уэно. Выставлялись работы пока малоизвестного, но очень талантливого художника, и Гин надеялся провести время с пользой и удовольствием: об этой выставке он планировал рассказать своим ученикам.

Приехав в музей в субботний день к открытию, когда посетителей было меньше обычного, Гин не спеша начал обходить залы, останавливаясь, подолгу рассматривая понравившиеся картины. Он почти не удивился, когда уже во втором зале заметил, что с другого конца помещения к нему неотвратимо приближается знакомый строгий силуэт. В какой-то мере Гин этого даже ждал.

Очевидно, Кира его не замечал, а если замечал, то не подавал вида. Когда между ними оставалось не больше десятка метров, они переглянулись и, улыбнувшись, одновременно кивнули друг другу. Их траектории пересеклись в центре зала, и Гин, вздохнув, присел на скамеечку перед висевшей напротив картиной. Кира сел рядом.

– Как вы находите выставку, Ичимару-сан? – будничным тоном заговорил он, будто и не было вчерашнего разговора.

– Прекрасно, – ответил Ичимару, – правда, не всё ещё посмотрел. Вы здесь давно?

– С открытия – ну, почти. Пройдём дальше? – улыбчиво предложил Кира.

– Пожалуй, – легко согласился Гин.

Они бродили по залам, рассматривая картины. Делились впечатлениями, сравнивали, иногда спорили, но в основном просто наслаждались беседой. Музей находился в парке, поэтому, когда пару часов спустя они оказались у выхода из последнего зала, их общение плавно продолжилось на открытом воздухе.

Несмотря на начало марта, погода стояла тёплая и солнечная. Сакура ещё не зацвела, а вот слива цвела полным цветом, радуя глаз алыми лепестками. Несколько часов пролетели в непринуждённых разговорах и созерцании ландшафта. Гину было на удивление комфортно в обществе Киры. Кира улыбался, рассказывал о посещённых ранее выставках и просто интересных местах, в которых удалось побывать. Гин делал то же самое. Потом беседа плавно переключилась на школу, класс Гина и отдельных учеников – поистине неисчерпаемая тема. Через какое-то время Гин проголодался, и Кира, очевидно, тоже, потому что на предложение зайти куда-нибудь перекусить ответил бодрым согласием, предоставив Гину самому выбирать заведение.

В итоге четверть часа спустя они сидели в приятном нешумном зале на закрытой веранде с видом на внутренний дворик – фонтан и деревья. Из глубины помещения доносились звуки музыки – угадывалась классика. Посетителей было немного: аккуратного вида пожилой мужчина, сидя в кресле, читал газету; девушка в пушистых наушниках, уткнувшись в ноутбук, пила сок через длинную трубочку; двое студентов обсуждали совместную работу, склонившись над конспектами и негромко переговариваясь; за дальним столиком парень в деловом костюме набирал что-то на телефоне, поглядывая на часы.

– Уютное место, – резюмировал Кира, оглядевшись.

– Да, и кормят здесь неплохо, – согласился Гин.

– Тогда выберите что-нибудь для меня на ваш вкус, – попросил Кира.

Гин кивнул:

– С удовольствием. Надеюсь, наши вкусы окажутся похожи, иначе вы рискуете остаться голодным, – усмехнулся он.

– Ну, судя по выставке, в чём-то они точно сходятся, – с улыбкой заметил Кира. – Та картина в четвёртом зале…

Гин задумался, вспомнил, и обсуждение снова переключилось на выставку. Вскоре принесли заказ. С заказом Гин угадал – блюдо Кире определённо понравилось, и некоторое время они молчали, занятые утолением голода. Закончив с едой и расплатившись, они решили ещё немного пройтись по городу. «Немного», однако, опять растянулось, поэтому, когда Гин в следующий раз посмотрел на часы, было уже около шести вечера, на город давно спустились сумерки. Дойдя до улицы, с которой им нужно было в разные стороны, оба остановились и замолчали. Расставаться не хотелось.

Первым заговорил Кира.

– Ичимару-сан. Спасибо за прекрасный день. Я был очень рад встретиться с вами сегодня. И простите, пожалуйста, за вчерашнее, мне жаль, что мои слова прозвучали так резко, – было заметно, что Кира говорил очень искренне.

Гин невольно улыбнулся, но улыбка получилась грустной.

– Ну что вы, Кира-сан. Не за что извиняться. День действительно был прекрасный, рад буду повторить.

На этом они попрощались.

Вернувшись домой, Гин задумчиво бродил по пустой квартире, не включая свет. Прислонившись спиной к стене, неподвижно стоял, невидящим взглядом уставившись в окно и думая о том, что вот только что рядом с ним был Кира. И как же с ним было хорошо! А теперь он один, и это так неправильно… Может быть, стоило пригласить Киру к себе? Но Кира ведь мог и сам пригласить его… и не сделал этого. Вероятно, его давно уже «отпустило», и ничего ему от Гина не нужно. А если бы он сам пригласил, а Кира бы отказался… Нет, это было бы ещё хуже. Так или иначе, сейчас Гин был один, и, кажется, с этим ничего нельзя было поделать. Или можно?..

Подняв с пола домашний телефон, Гин набрал с давних времен знакомый номер. Прислушался. Спустя несколько длинных гудков в трубке зазвучал приятный бархатный голос:

– Айзен Соуске. Слушаю вас.

Помедлив секунду, Гин положил трубку.

Нет. Он хотел видеть только одного человека, слышать только его голос. «Я был очень рад встретиться с вами сегодня… Рад встретиться с вами…». Как же он влип! Ещё никогда Гин не чувствовал себя настолько беспомощным. Тряхнув головой, он скинул на пол одежду и направился в душ. Он не знал, что в это самое время Кира сидел в темноте на полу своей комнаты с сотовым телефоном в руке, мечтая услышать голос Гина, вспоминая то потрясающее чувство, которое дарило ему уже одно его присутствие.


Прозвенел звонок, оповестивший об окончании последнего урока. Была пятница: именно в этот день урок с классом Гина стоял последним в расписании Киры. И именно сегодня его подопечные должны были сдать свои сочинения. Гин думал дождаться Киру в учительской, но тот всё не появлялся. Прошло десять, пятнадцать, двадцать минут, а Киры всё не было. Терпению Гина пришел конец, и он отправился в класс.

Уже из коридора он заметил, что дверь приоткрыта. Подойдя, Гин заглянул в кабинет. Обычно вход в класс располагался как раз напротив учительского стола, но в этом помещении, находившемся в конце коридора, он приходился на последний ряд парт, что позволяло некоторое время оставаться незамеченным. Впрочем, в данном случае это обстоятельство не играло важной роли – Кира был слишком сосредоточен, чтобы заметить что-либо. Гин увидел его сразу же и невольно замер на пороге, осторожно прислонившись плечом к косяку.

Кира сидел за столом и просматривал работы учеников. Полностью увлеченный и поглощенный этим занятием, не замечая ничего вокруг, он даже не догадывался, что за ним наблюдают. Его пиджак висел на спинке стула, там же был галстук, а рукава белой рубашки были закатаны, открывая руки до локтей – должно быть, Кира совершенно не рассчитывал на то, что его застанут в таком виде, поэтому и позволил себе подобное. Иногда он слегка улыбался прочитанному, качал головой или чуть хмурил брови, пытаясь разобрать почерк. Весеннее солнце наполняло кабинет ярким светом, из открытых окон доносился шум улицы, а здесь, на третьем этаже, в классе было тихое умиротворение и Кира, сидящий в луче золотого света.

Гин намеренно громко захлопнул дверь и тут же встретил взгляд вздрогнувшего от неожиданности Киры.

– Ичимару-сан, – Кира рассеянно улыбнулся ему, затем взглянул на часы. – Кажется, я совсем потерял счёт времени, что, впрочем, и не странно.

Гин сел за предпоследнюю парту и с любопытством посмотрел на Киру.

– Что скажете, Кира-сан? Мой класс оправдал ваши ожидания?

– Не просто оправдал – он их превзошёл! – восторженно сообщил Кира, начиная аккуратно собирать работы. – Я и подумать не мог, насколько они способны, а некоторые – талантливы. Особенно меня поразил наш знаменитый бунтарь: оказывается, он поэт!

– Я считал, что знаю их хорошо, но вы меня заинтриговали. Позволите взглянуть на работы? – скорее для проформы спросил Гин, ему казалось само собой разумеющимся его право увидеть результат.

– Нет.

Гин вопросительно заломил бровь, опешив от подобного ответа. Кира тем временем спокойно продолжал:

– Видите ли, в чём дело: многим из учеников было бы сложно быть откровенными, зная, что авторство будет известно. Они хотели остаться инкогнито, и я их понимаю – открываться сложно. В общем, у нас уговор: они пишут сочинения, я забираю, отмечаю у себя авторство и на следующей неделе приношу на урок. Мы прочтём, возможно, обсудим, и автор откроется – если пожелает. Может быть, они и сами угадают друг друга… Вы же понимаете, Ичимару-сан, что я не собираюсь нарушать данное обещание?

Такого поворота Гин не ожидал. Он не видел вызова в глазах Киры; напротив, взгляд был необычайно мягкий – очевидно, Кира рассчитывал на его понимание. Но на Гина словно что-то нашло, и останавливаться не было никакого желания. Возможности, впрочем, тоже: как если бы последняя капля упала в переполненную чашу.

– Но это ведь мой класс, – напомнил он, пропустив слова Киры мимо ушей.

– Простите, – Кира сложил сочинения в папку. – Но я не люблю играть оказанным мне доверием.

На мгновение в кабинете воцарилась невероятная тишина.

– Послушайте, Кира-сан, – Гин одним невероятно плавным и хищным движением поднялся из-за парты и медленно направился к нему. – Я ведь просто могу взять то, что хочу.

Кира, резко отодвинув стул, встал и, сделав шаг вперёд, оказался перед учительским столом.

– Попробуйте, – дерзко ответил он в тон Гину, явно не задумываясь о последствиях.

А Гин уже стоял вплотную, откровенно его рассматривая. Вот сейчас в глазах Киры действительно был вызов, и уверенность, и ожидание чего-то. Как же раздражала эта сдержанность! Вернее, она нравилась Гину, даже очень – но сейчас ему хотелось разрушить чужое спокойствие. И так хотелось не ошибиться в своих действиях теперь.

Гин наклонился вперёд, положил ладони на край стола по обе стороны от Киры, не прижимаясь, но и не оставляя ему свободы.

– Я попробую, Изуру, – тихо, вполголоса сказал он. Склонился ещё ближе, так, что его дыхание остывало на губах Киры. – Попробую, если ты позволишь, – и почувствовал прикосновение горячих пальцев к своему затылку.


Они целовались страстно, самозабвенно, наплевав на то, что дверь была не заперта, что в любой момент кто-нибудь мог войти, что их могли увидеть – им было всё равно.

Гин первый разорвал поцелуй, задыхаясь от близости Киры. От возможности касаться, целовать, смотреть на него так.

Он держал Киру в объятиях, а затем обхватил ладонями его лицо, одним взглядом сказав всё, что хотел, и направился к выходу.

На улице Гин ждал Киру в своей машине; едва тот сел, серебристая хонда, взвизгнув шинами, сорвалась с места. Они ехали в молчании, как и в тот зимний вечер. Избегали прикосновений, словно боялись, что если коснутся друг друга, возможности остановиться у них не будет.

И когда, поднимаясь в лифте в собственную квартиру, Гин смотрел на строгий профиль Киры, он уже со всей определённостью знал, чем закончится для него эта страсть, и не желал от этого отказываться. Знал, что с Кирой будет всё серьёзно, что от этого чувства ему не отмахнуться и не уйти, как проделывал не раз с другими – просто не захочется. Он заигрался и не заметил, как привязался, и понял это, когда было уже слишком поздно. Но Гин не жалел ни о чём.

* * *

Дверь квартиры закрылась за ними, отрезав от остального мира. Они едва успели оставить в прихожей свои вещи, как Кира, вжав Гина в стену, принялся лихорадочно целовать его шею и плечи, непослушными пальцами пытаясь расстегнуть на нём рубашку. Жалобно треснули нитки, пуговицы со стуком полетели во все стороны, ударяясь о пол и стены. Гин улыбался, успешно расправляясь с ремнём на брюках Киры, попутно лаская его через ткань брюк.

Кира был нетерпелив, и ответные ласки ещё больше распаляли его. Он спешил, желая почувствовать Гина, ощутить его тело как можно ближе. Смутно помнил, как они добрались до спальни и как сам остался без одежды – Гин незаметно и мягко вёл, помогая ему. Кира ни на секунду не выпускал его из объятий, словно боясь, что Гин снова исчезнет, как тогда, зимой. И когда они, наконец, прижались друг к другу обнаженной кожей, жар, исходивший от Киры, охватил их обоих.

Кира двигался резко и жёстко и, слыша хриплое дыхание Гина, чувствуя его напряжение, замирал, сдерживая себя, боясь причинить ему боль. В какой-то момент Гин, положив ладонь Кире на затылок, притянул его ближе к себе.

– Изуру, перестань сдерживаться, – тихо произнёс он.

Кира прерывисто вздохнул. Взглянув Гину в глаза, прижался губами к губам. Он продолжал двигаться, но теперь выходило иначе: ритм изменился, движения подчинялись поцелую, продолжая его. Кира исследовал, прислушивался, пробовал. Впитывал реакции, стараясь угадать желания. Переплетались языки и пальцы, тела сплетались, живя и двигаясь в едином ритме, и тело Киры уже двигалось само, отвечая на потребности другого тела.

Собственная кожа казалась Кире раскалённой. Гин первым разорвал поцелуй. Его зрачки расширились, голубой радужки почти не было видно. Обхватив ногами поясницу Киры, подчиняясь его ритму, Гин задыхался в его руках, сильнее подавался навстречу, кусая губы и не сдерживая стоны. И Кира знал, что делал, когда брал его так – на грани боли и удовольствия; чувствовал, что можно и нужно именно так. Это распаляло и завораживало, но Кира и сам был уже на пределе: ритм сбился, движения стали дёргаными. Гин запрокинул голову, прижимаясь к нему теснее, и Кира глухо застонал, прикрыв глаза, вжимаясь всем телом. Яркое удовольствие накрыло его, лишая способности видеть и думать.


Утро субботы наступало медленно, будто выплывая из тумана. Кира несколько раз просыпался, разбуженный необъяснимым тревожным чувством, но, убедившись, что Гин рядом, со вздохом облегчения вновь проваливался в сладкую дрёму, прижавшись к тёплому боку Гина и для надёжности обняв его поперёк груди.

Потом Кира проснулся спокойным и умиротворённым. Солнечные лучи проникали в комнату сквозь прозрачную штору. Кира сощурился, повернул голову на бок и встретился взглядом с Гином.

– Ты наблюдал за мной? – спросил Кира хриплым от сна голосом.

– Да, – просто ответил Гин. Протянув руку, легко скользнул пальцами по скуле Киры, отводя бледно-золотистую чёлку за ухо – теперь он мог себе это позволить.

В ответ Кира прижался губами к его ладони.


Выбравшись из постели ближе к полудню, Кира направился в душ, Гин же тем временем заварил чай и соорудил завтрак.

Вернувшись из душа, Кира остановился в дверях кухни и несколько минут молча наблюдал, как Гин возится с у плиты. Потом, собравшись с духом, глубоко вздохнул и произнёс:

– Гин…

Гин поднял лицо от коробочки с чаем, вопросительно вскинул брови:

– Что-то не так?

Кира мотнул головой.

– Вчера… я был слишком несдержан. Прости, – на этих словах он замолк. Набравшись смелости, поднял глаза и встретился с изумлённым взглядом Гина.

– Нет, Изуру, – неожиданно серьёзно ответил тот. – Ты был прекрасен.

Кира не знал, что говорят в таких случаях. Подойдя, он молча обнял Гина и спрятал лицо в его волосах.

Гин неловко обнял его в ответ, помолчал и тихо произнёс:

– Пей чай. Остынет же…

* * *

День был чудесный. Можно было никуда не торопиться, никуда не выходить. Они и не выходили: валялись на кровати, болтали о всяких глупостях, вместе готовили обед, снова валялись, рассматривали старые фотографии и слушали музыку. Потом Кира вспомнил про сочинения, принёс и зачитывал вслух, а Гин пытался угадывать авторов.

В ответ на все его предположения Кира только улыбался и загадочно молчал. Гин извёлся от любопытства, несколько раз предпринимал попытки добраться до списка с именами, чему Кира неизменно и твёрдо препятствовал. Тогда Гин, устроившись у Киры за спиной, коснулся губами его шеи и скользнул рукой в вырез рубашки.

Кира издал невнятный стон.

Довольно улыбнувшись, Гин повторил ласку: потёрся носом о шею, коротко лизнул ухо, просовывая вторую руку под рубашку снизу.

Кира снова тихо застонал, запрокидывая голову назад, на плечо Гина, подставляясь ласке, безмолвно прося ещё.

Глядя на него, Гин решил, что до списка с именами доберётся позже, а сейчас можно заняться чем-то более интересным. Расслабленный стонущий Кира выглядел слишком соблазнительно. От накатившего желания у Гина зашумело в ушах.

От одежды они избавились быстро и, в отличие от вчерашнего вечера, без «потерь». В этот раз инициативой владел Гин. Кира был податлив и немыслимо чувствителен, реагируя на каждое прикосновение всем телом – прижимаясь, выгибаясь. От его стонов, тихих и чувственных, у Гина темнело в глазах и отказывали тормоза. Ему хватило благоразумия выдавить много смазки и по возможности аккуратнее войти, прежде чем задать мощный и быстрый ритм.

Кира срывался на крик, цеплялся за его плечи. Светлые волосы растрепались, чёлка налипла на лоб, закрывая лицо. Очень хотелось отвести её в сторону. Гин наклонился ниже, изменив угол и темп, провёл ладонью по лицу Киры, убирая волосы, и прижался к его губам. Кира дёрнулся навстречу, обхватил бёдрами, скрестив щиколотки у Гина за поясницей, обнял, притягивая к себе за затылок. Гин задвигался сильнее, каждый раз входя до конца, и Кира задохнулся, разрывая поцелуй. Уткнувшись Кире в шею и продолжая двигаться, Гин обхватил ладонью его член и заскользил рукой в такт своим движениям. Кира всхлипнул, сжался, сжимая Гина в себе, выгибаясь и выплёскиваясь Гину в ладонь. У Гина заискрило перед глазами, из лёгких будто вышибло весь воздух. Он толкнулся вперёд, сильнее прижал Киру к себе, уткнувшись взмокшим лбом в его плечо и изо всех сил стискивая зубы, чтобы не кричать от острого наслаждения – было невероятно хорошо.

* * *

Бывает ли счастливым утро понедельника? Если бы Кире задали такой вопрос раньше, он сомневался бы с ответом. Но не сейчас. После выходных, проведённых с Гином, настроение его было не просто отличное – он был на седьмом небе от счастья.

В школу они пришли вместе. На следующий вечер Кира перевёз к Гину кое-какие вещи. Они старались вести себя, как ни в чём не бывало, но получалось не очень. В движениях Гина всё чаще проскальзывала та хищная грация, которую раньше ему удавалось в школе скрывать. Его улыбкой можно было резать металл, коллеги замирали, встретившись с ним взглядом. А Кира… Кира просто светился.

Наверное, они были не слишком осторожны. Радовались слишком сильно, не замечая косых взглядов. Каждый раз, когда Кира встречал Гина в школьном коридоре, он невольно улыбался ему, а сердце пускалось вскачь, пригоняя кровь к шее и щекам.
Гин щурился, поворачивал голову набок, щеголяя засосами, так хорошо заметными на бледной шее. Кира готов был провалиться на месте, подарил ему рубашку с высоким воротником, грозился купить тональный карандаш. Но на Гине даже эта рубашка сидела так, что с трудом что-то скрывала, а найти карандаш нужного тона Кире никак не удавалось.

Ради конспирации Гин стал приезжать на работу на машине. Они появлялись в школе и покидали её в разное время, и всё как будто было в рамках приличий и шло хорошо, пока однажды утром Киру не вызвал к себе директор.

– Кира-сан, зайдите ко мне, пожалуйста, – произнёс он будничным тоном, проходя мимо его стола.

Кира удивлённо поднял голову от тетрадей, поднялся и направился следом, усилием воли заставив себя не оглянуться на Гина, проводившего их настороженным взглядом.


В кабинете директора Айзена было прохладно. Окна закрывали дорогие жалюзи, работал кондиционер.

– Прошу, присаживайтесь, – директор указал Кире на кресло напротив своего стола.

– Чем я могу быть вам полезен, Айзен-сан? – Кира сел и, внутренне собравшись, попытался отбросить дурные предчувствия и сосредоточиться на разговоре.

Айзен устроился в кресле за своим столом и откинулся на спинку, неторопливо и внимательно разглядывая Киру.

– Думаю, у вас есть возможность быть полезным не только мне, но и всей школе, – от интонации, прозвучавшей в голосе директора, Кире стало нехорошо.

– Простите, но я не совсем… – растерянно начал он и замолчал, когда перед ним на стол лёг лист бумаги.

Кира медленно взял его в руки и застыл: это был официальный бланк заявления об увольнении. Пока ещё пустой, но намёк был слишком очевиден.

Подняв голову, Кира встретился с директором взглядом.

– Я могу узнать причину такого решения?

– Мне не хотелось бы озвучивать её, – произнёс тот ровным доброжелательным голосом, от которого по спине Киры прошёл неприятный холодок. – Кажется, вы забыли о том, где и с кем работаете. Вы ведь знаете, как это бывает: тайное неизбежно становится явным. Иногда слухи…

– Иногда слухи – это только слухи, – резко ответил Кира, даже не отдавая себе отчёта в том, что перебил директора.

– Конечно, – легко согласился Айзен. – Но не в этом случае. Подобные связи, Кира-сан, не могут долго оставаться в секрете, при всём вашем желании. А это школа, знаете ли. Подумайте, какой пример вы подаёте детям. И потом, есть ещё родители, преподаватели, в конце концов.

Кирой овладело оцепенение, мысли метались, как в лихорадке. Откуда? Кто мог рассказать? Неужели кто-то заметил? Они же не афишировали… Впрочем, их могли видеть вместе в городе. Но это ведь ничего не значит! И, определённо, Айзен не имел права грозить увольнением, но… Кира представил последствия – а они будут, он не сомневался – и ему вдруг стало безразлично. Отчаяние накатило внезапно, стирая вспыхнувшие чувства, желание бороться и отстаивать справедливость. Кому она будет нужна, эта справедливость, когда ученики Гина узнают, что он… они оба!.. Это почему-то казалось Кире предательством. Он не мог объяснить, почему, но был убеждён, что они не поймут. Ведь они всё ещё были детьми…

С трудом преодолевая спазм в горле, мешавший нормально дышать и говорить, Кира вновь поднял голову и посмотрел Айзену в глаза:

– Я напишу заявление. Но позвольте мне вести занятия до конца учебного года. Осталось меньше месяца, – он резко замолчал, стараясь, чтобы в голос не пробралась противная мелкая дрожь, охватившая его изнутри – от напряжения немели кончики пальцев. И на выдохе добавил: – Пожалуйста.

Айзен посмотрел на него внимательно, улыбнулся, легко поднимаясь из-за стола.

– Хорошо, – неожиданно просто согласился он. – Думаю, это разумно: несколько недель погоды не сделают, зато учебному процессу будет нанесён меньший урон.

– Спасибо, – только и смог произнести Кира, вставая и с силой сжимая пальцы в кулак, чтобы скрыть колотившую его дрожь. Ногти врезались в ладонь, но Кира не чувствовал боли. – Полагаю, я могу идти на урок?

– Да, конечно, – как само собой разумеющееся, подтвердил Айзен. – Я попрошу секретаря подготовить приказ о вашем увольнении. Хорошего дня, Кира-сан, – добавил он, улыбаясь.

– И вам того же, Айзен-сан, – механически проговорил Кира и вышел из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь как раз в тот момент, когда раздался звонок на урок.

Единственная мысль спасительным кругом оставалась в его сознании, не позволяя поддаться отчаянию: «Хорошо, что я, а не Гин».

* * *

Гина снедало плохое предчувствие. Вот-вот должны были начаться занятия, а Кира из директорского кабинета всё не выходил. Другие преподаватели разошлись по классным комнатам, и Гин не мог больше ждать: было бы подозрительно, если бы директор застал его здесь после начала урока.

На уроке Гину удалось немного отвлечься от неприятных мыслей – ученики занимали всё его внимание. С новой силой дурное предчувствие обрушилось на него в тот момент, когда, зайдя в учительскую на перемене, он увидел Киру: бледный и напряжённый, тот неподвижным взглядом смотрел в окно, сидя за своим столом и зажав в руке карандаш с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

Наплевав на все предосторожности, Гин подошёл и тронул его за плечо.

– Изуру? – произнёс он так тихо, что слышно было только им двоим. – Что случилось?
Кира поднял глаза. Его взгляд был красноречивее любых слов.

– Потом, – так же тихо ответил он и натянуто улыбнулся. У Гина защемило сердце.

Нормально поговорить они смогли на часовой перемене, во время ланча. Они сидели в кафе за углом. Кира апатично размешивал ложечкой остывший чай, даже не пытаясь поесть. Гин проглотил бутерброд, запил соком и теперь смотрел на Киру, пытаясь оценить масштаб бедствия.

– Изуру, – снова позвал он. Прозвучало ласково, но Кира вздрогнул. – Расскажи мне. Я ведь всё равно узнаю рано или поздно, так какая разница?

Гин видел, что Кира сомневается, нужно ли говорить сейчас, но скрывать ему, очевидно, не хватало сил.

Кира вздохнул, сдаваясь:

– Вряд ли тебе понравится то, что ты услышишь…


В коридоре было пусто и тихо, солнечный свет заливал пол и стены. Гин стоял перед дверью в класс, собираясь с мыслями. Последний раз оглянувшись вокруг, Гин переступил порог кабинета.

Решение он уже принял, и сейчас его ожидал, наверное, самый сложный урок в его жизни.

Он прошёл к своему столу, поздоровался с учениками, но не спешил начинать новую тему.

– Ичимару-сенсей? – неуверенный голос Хинамори Момо вернул его к действительности. – Мы подготовили то, о чём…

– Сегодня урока не будет, – мягко перебил Гин.

Класс настороженно замер, будто почувствовав его состояние. Воцарилась невероятная тишина, которую никто не спешил разрушить.

Гин обвёл взглядом внимательные, выжидающие лица своих учеников и, улыбнувшись, сел за стол.

– Сейчас я хотел бы рассказать вам о себе. Чтобы вы составили собственное мнение и сами решили, как относиться к тому, что скоро станет известно.

– После таких слов новости редко бывают хорошими, – буркнул Куросаки Ичиго, подперев подбородок ладонью.

– Так, с чего бы начать? – Гин сложил локти на столе и, помолчав, усмехнулся. – Оказывается, вы всё ещё способны меня смутить.

– Вы нам говорили начинать с самого сложного, – негромко, но уверенно отозвалась Орихиме Иноуэ, ничуть не смутившись пристального взгляда Гина.

– Тогда давайте я вам сначала расскажу, как рад, что учил вас…


Эпилог. Год спустя

Если смотреть из окна третьего этажа небольшой квартиры или выйти на балкон, то моря, конечно, не увидеть. Для этого нужно подняться на крышу дома, и тогда оно непременно покажется вдали. Расстелется до самого горизонта, неизменное в своём непостоянстве. И, возможно, ветер принесёт его запах и оставит солёный вкус на губах.

Кира оттолкнулся ладонями от подоконника и прошёл в комнату. Лёг на кровать и, подперев голову одной рукой, подвинул к себе ноутбук. Снова перечитал полученное этим утром письмо и задумчиво постучал пальцами по мягкому покрывалу. Он знал, что ответить, но хотелось дождаться…

Щёлкнул замок входной двери, вернув Киру в реальность, и через минуту на пороге появился Гин.

– Бездельничаешь? – он наклонился, поцеловал Киру в макушку и подошёл к шкафу.

– Думаю, что написать в ответ.

– Ты о чём? – Гин снял пиджак и, обернувшись, стал развязывать галстук.

– Твои ученики хотят видеть нас на выпускном, – Кира улыбнулся при виде ошарашенного выражения на лице Гина. – Написали письмо с просьбой, хотя нет, на просьбу не похоже. Как они выразились… где же это… Вот! «Нам наплевать, кто и что о вас думает и говорит. Если не приедете… Лучше вам приехать!»

Гин молча подошёл и сел на кровать, развернул к себе ноутбук. И пока он читал письмо, в памяти Киры пронеслись воспоминания: разговор с директором, увольнение, внезапный, но желанный переезд в Барселону. Гина давно зазывал один из университетов, он был высококвалифицированным специалистом с превосходными рекомендациями, и в Токио его удерживал только его «трудный класс». А Кире с его знаниями вскоре тоже нашлось место.

– Ты ещё не ответил?

– Ждал тебя, хотя… – Кира выразительно замолчал, подняв брови.

– Конечно, да. Мы будем.

– Я так и знал, – клавиши едва слышно шелестели, пока Кира печатал ответ.

– Ужасно, – Гин засмеялся, отшвырнул галстук и придвинулся ближе к нему, провёл носом по шее. – Я становлюсь предсказуемым.

– Закажи билеты, пожалуйста.

– Потом, – мурлыкнул Гин.

– Сейчас, – Кира увернулся, а Гин притворно тяжело вздохнул и поднялся.

Кира написал ответ и закрыл ноутбук, убрав его на прикроватную тумбочку. Он посмотрел на Гина, который в этот момент говорил по телефону, и волна острой нежности нахлынула, перехватив горло. Тот будто почувствовал это, глянул в ответ и больше не отводил от Киры глаз.

– Вот и всё, – Гин положил на стол телефон и снова лёг на кровать, растянувшись рядом. – Осталось договориться на работе о небольшом отпуске и – здравствуй, Токио.

Кира приподнялся на локте, нависнув над Гином.

– Думаешь, всё будет… хорошо?

– Иначе и быть не может, – так убеждённо ответил Гин, что все сомнения исчезли в один момент. Он взъерошил волосы на затылке Киры и притянул его ближе к себе.

Порыв ветра ворвался в комнату со стуком ставней, поднял парусом белую штору и принёс с собой запах весны.

@темы: «Bleach», «погладь автора»