погладь автора, я сказаВ
…Это действительно было страшной тайной. – Гин оборачивался.
Страшные тайны лучше всего держать снаружи, поэтому половина болтунов болтала о том, что Гин оборачивается, а вторая половина болтунов… ну, неважно.
На самом деле всё было куда как скверно, - так, что иногда хотелось не жить; но сперва лучше найти шутника… нет, лучше просто найти шутника.
Но не жить всё равно иногда хотелось.
Потому что превращался он не в лиса с безумным количеством хвостов, как трепались разные и как им и следовало трепаться, и не в какое-нибудь чудо или даже чудовище – за этими внезапными мутациями слухов было даже любопытно наблюдать, – Гин превращался в ребёнка. Да, самоосознание тоже менялось.
Это был кошмар.
Это была шутка, за которую мало было убить – надо было замучать.
Казалось, хуже было некуда; но хуже стало, – когда об этом узнал Айзен.
…Вот тут бы ему и убиться. – Но! Вы представляете Гина убивающимся?.. А мы всё ещё нет. – Так что, несмотря на потерю контроля и предельно нездоровое состояние, понёсся он не убиваться, а спасаться.
* * *
Во всём Готэе один Гин, наверное, мог (обладал способностью) добиться от Маюри действительного соблюдения соглашения – неважно, какого. Но всё равно это бесило свыше всяких сил – и Гин всерьёз подумывал прибрать Маюри, как только всё закончится.
Однако, когда э т о встало перед Гином и посмотрело ему в глаза, он как-то о Маюри забыл. Он вообще забыл обо всём, – немножко из головы вылетело…
И когда Маюри своим тоненьким противненьким скрипучим голосочком пытался донести (осознавая безуспешность, а потому особенно иронично) до сведения Гина какие-то подробности (нужные, да, Гину подробности) о том, как это всё вообще получилось и обстоит, – Гин не слушал. Не слышал.
…Разделился. И что теперь?..
Первым побуждением Гина было убить несчастную тварь.
Страшные тайны лучше всего держать снаружи, поэтому половина болтунов болтала о том, что Гин оборачивается, а вторая половина болтунов… ну, неважно.
На самом деле всё было куда как скверно, - так, что иногда хотелось не жить; но сперва лучше найти шутника… нет, лучше просто найти шутника.
Но не жить всё равно иногда хотелось.
Потому что превращался он не в лиса с безумным количеством хвостов, как трепались разные и как им и следовало трепаться, и не в какое-нибудь чудо или даже чудовище – за этими внезапными мутациями слухов было даже любопытно наблюдать, – Гин превращался в ребёнка. Да, самоосознание тоже менялось.
Это был кошмар.
Это была шутка, за которую мало было убить – надо было замучать.
Казалось, хуже было некуда; но хуже стало, – когда об этом узнал Айзен.
…Вот тут бы ему и убиться. – Но! Вы представляете Гина убивающимся?.. А мы всё ещё нет. – Так что, несмотря на потерю контроля и предельно нездоровое состояние, понёсся он не убиваться, а спасаться.
* * *
Во всём Готэе один Гин, наверное, мог (обладал способностью) добиться от Маюри действительного соблюдения соглашения – неважно, какого. Но всё равно это бесило свыше всяких сил – и Гин всерьёз подумывал прибрать Маюри, как только всё закончится.
Однако, когда э т о встало перед Гином и посмотрело ему в глаза, он как-то о Маюри забыл. Он вообще забыл обо всём, – немножко из головы вылетело…
И когда Маюри своим тоненьким противненьким скрипучим голосочком пытался донести (осознавая безуспешность, а потому особенно иронично) до сведения Гина какие-то подробности (нужные, да, Гину подробности) о том, как это всё вообще получилось и обстоит, – Гин не слушал. Не слышал.
…Разделился. И что теперь?..
Первым побуждением Гина было убить несчастную тварь.
…Нет, сперва-то это существо смотрело во все глаза. – В момент, когда Гина вывернуло наизнанку и бросило в один угол помещения, а в другой угол полетело что-то… неожиданно мелкое, неожиданно… хвостатое, раздражённо вопящее… нет, вовсе не жалобно, а гневно. – Он смотрел во все глаза, когда Гин оказался рядом, схватил за шиворот, заглянул в физиономию… А потом улыбнулся. И Гин обмер, глядя, как сощуриваются эти глаза; глядя на эту вздрагивающую улыбочку
— Маюри. что. это? — выделяя каждое слово, произнес он, обернувшись к тайчо двенадцатого. Тот лишь пожал плечами - казалось, он был в не меньшем недоумении. Да что там, Гин подозревал хотя бы о наличии хвоста и ушей - помнил с моментов, когда он был этим... существом. — Черт возьми, Куротсучи, ты же ученый, ты же у нас должен все и обо всем знать, натуралист хренов! — не повышая голоса, пропел Ичимару, подойдя вплотную к исследователю и подняв руку с висящим существом на уровень его глаз.
Существо подозрительно похоже было на самого Ичимару. И это пугало и создавало какое-то ощущение сюрриалистичности происходящего, как в каком-то странном сне. Он держит в вытянутой руке мини-копию себя же, с лисьими хвостом и ушами. И она улыбается. Его же улыбкой. Многие говорили ему еще в Руконгае, потом в Академии, в Готее даже бывалые вояки говорили, что у Гина странная улыбка. Говорили, что пугающая, леденящая кровь - это чаще приходилось слышать от Рангику и Айзена, смеющихся над запуганными рядовыми. "Не обещающая ничего хорошего" - тоже не раз слышал. Много чего.
Но вот сейчас, глядя на свое странное отражение с этой знаменитой Ичимару-стайл улыбкой, Гин просто впал в ступор.
— Ладно, Куротсучи-тайчо. Работу Вы сделали. То, что я Вам обещал, занесу на днях. Надеюсь, про статус секретности вы не забыли. Бай-бай! — все еще удерживая странное существо за шиворот, Гин помахал свободной рукой и покинул лабораторию, свернув сразу же в один из тайных коридоров.
— Если тебя увидят другие шинигами - они тебя убьют. Если ты меня достанешь - я развернусь и отнесу тебя нашему любителю всего необычного на опыты. Заодно и сам выясню, что ты такое. Если ты сейчас молча пойдешь за дядей Ичимару - я подумаю, что с тобой делать, у себя в кабинете, и, если ты умеешь разговаривать, может даже поговорим. И может быть я тебя даже убивать не стану - вдруг нельзя. И да, если ты попытаешься убежать - я тебя поймаю. Ты - часть меня, так что быстрее ты вряд ли можешь быть. Ну или тебя все же поймает кто-нибудь из 11го. Если повезет. Если нет - из 12го.
Гин осторожно опустил существо на пол и скрестил руки на груди в ожидании реакции.
голова существа медленно опустилась, плечи поникли
— Я подумаю, — проговорило существо... голосом, может, и детским, - но очень-очень похожим на гинов.
И, - наверное, для пущей убедительности, - сверкнуло глазами.
Ичимару напрягся и приготовился. Если существо было хотя бы немного похоже на него - стоило ждать чего-то очень неприятного, но не подлежащего наказанию. Прощать такое к себе отношение он бы не стал.
— Ну, подумал? — буркнул он, покосившись на свою мини-копию
— Ладно, пошли. Раз уж ты умеешь говорить, расскажи, кто ты есть. И неплохо было бы как-то к тебе обращаться, — Гин зашагал по коридору, который минут через 5 должен был вывести его аккурат за казармы третьего отряда. Останется только незаметно прошмыгнуть к себе в комнату.
— Это ты мне расскажешь, - пробормотало оно еле-еле слышно, а потом сказало - вернее, заявило, громко, в голос: — А это уже твоя забота. — И зло фыркнуло.
Это чертовски больно, если кто не знал, ежели знаешь, куда пнуть. И даже силы никакой не надо, вот именно.
бессмертное «ты ктоооааа?!» )) из анналов двача и луркмора )))
— Ах, ты!... Еще одна выходка - и ты в лаборатории. Поверь, моему любопытству тоже есть предел. А ты еще не там исключительно благодаря ему.
Гин резко развернулся и быстро зашагал по коридору не оглядываясь, шипя, когда наступал на больную ногу.
а я бы убил.ну ладно - прибил бы... немножко.лёгкие шаги сзади появились не сразу, но быстро его догнали
Услышав топанье за спиной, Гин улыбнулся - слегка злорадно и очень довольно. Выйдя к казармам, он огляделся, и, никого не увидев - как раз было время обеда - взял существо на руки, проигнорировав недовольное фырканье, и отнес к себе в кабинет.
Возможно, его и на руки-то удалось взять только потому, что оно растерялось.
Нет, сидело оно тихо, - но из него определённо во все стороны торчали иглы. В полруки длиной.