попырился на заявки заявки, да: bleach-kink.diary.ru/p192493884.htm огорчился. кирагин один и нелепый, айзен только в нелепых сочетаниях ладно, черт с ними, с сочетаниями - хоть бы вообще про айзена чего написали. хоть как. ...не - не хоть как! а хорошо.
в процессе перекладывания имущества с поломавшегося на починенный комп многолетних залежей обнаружил, что с бличом полный хаос, и пошел скачал все с 54-й по 366-ю (спасибо доброжелателю, давшему поюзать свой аккаунт) втыкнул в 54-й у Ичиго глаза загораются голубым, когда он решает что-нибудь рушить и еще в нескольких сериях я это помню это так трогательно ...и, конечно, не могу не отметить:и вот так я могу часами! (с) - Да, - сказал барон. - Вы правы. - Он посмотрел вверх, на свою бешено работающую кисть. - Вы не поверите, дорогой Румата, но я могу вот так три-четыре часа подряд - и нисколько не устану... Ах, почему она не видит меня сейчас?!
а хреновая, должно быть, была жизнь у сокиоку - меча, посаженного на цепь и пробуждаемого только для совершения казни хотя все такие разные ) может, кому-то такое нравится!..
а все потому, что надо ойти сделать что-нибудь для улучшения жизни - а мне не хочется конфликт между нежеланием и пониманием последствий портит мне желчь!
в хорошую, дружную, несрачабельную команду фандома байкальских сказок. Каноном накурим, печеньки предоставим. Будем любить, носить на руках, бояться и уважать.
Неимоверно ждущий этого сурового человека капитан команды, Дейдара Роджерс.
В конце классической детективной истории все её участники собираются, как правило, в гостиной. Иногда в кабинете следователя, но в гостиной каноничнее, да и просторнее. Вот почему ты, Юзер, видишь на своём экране не библиотеку и не полицейский участок, а роскошный особняк семейства Адоби. Заглянем внутрь? Тяжёлые бордовые шторы задёрнуты, в комнате царит полумрак. Ридер сидел в кресле, не зная, чем занять руки. Он жалел, что у него нет ни роскошных усов, чтобы их накручивать, ни трубки, чтобы её закурить. Его первое дело завершено, и он просто не мог усидеть на месте от возбуждения. Но разве солидно великому сыщику ёрзать, как на горячей сковородке? — Не понимаю, как ты мог на это пойти? Ну чего тебе не хватало? Кто-нибудь непременно должен был произнести эту фразу, и Файерфокс не разочаровал. Он стоял у окна бледнее чистого листа Ворда, и лицо его выражало беспокойство и страх — не за себя, но за того, кто был ему дороже всей оперативки компьютера. — Чего мне не хватало? Ты ещё спрашиваешь? Я, некогда главный из браузеров, стал жалким неудачником, который в Интернете-то бывает раз в пятилетку! Как часто Юзер пользуется тобой и как часто — мной? Я вообще перестал ощущать себя живой программой, существовал как системный модуль, лишённый разума! Когда ЦПУ предложил мне попробовать высший приоритет, я согласился. Мне было нечего терять. Это было восхитительно, я снова почувствовал себя живым! И тогда я понял, что не смогу отказаться от этого, ни за что, никогда! Но бесплатной была только первая доза, а потом он начал требовать киберпорно. Это продолжалось довольно долго, пока Скайп не проследил за очередной нашей встречей... Интернет Эксплорер закрыл лицо руками. Он выглядел измученным морально и физически, как будто его терзали сотни вирусов. Высокий приоритет процесса приносит ни с чем не сравнимое удовольствие, но и выматывает так, что мало не покажется. Он едва стоял на ногах, привалившись к стене и не смея поднять взгляда даже на Фокса. — Это ужасно! Инет, как ты жил в таком кошмаре? — воскликнул Скайп, отлипнув от Трояна, который с такой силой сжимал подол его футболки, что его кулаки побелели. — Эй, Немезис, всё хорошо, я уже никуда не денусь, не бойся. — Как ты можешь... — Эксплорер сполз по стене на пол, обхватил дрожащими руками колени и уткнулся в них лицом. — Я не хотел этого, правда, — глухо продолжил он. — Я ни за что не хотел бы причинить тебе вред, и потом каждую ночь я не мог заснуть, потому что видел это снова и снова, но загрызи меня вирус, это не отменяет того, что именно я столкнул тебя в Корзину! И только загруженность Юзера не позволила ему заметить, что она не пуста, и очистить её. Как ты можешь жалеть меня после этого?! — А я не жалею, я тебе сочувствую, — Скайп плюхнулся на ковёр рядом с ним. — В конце концов, мои неприятности позади, а тебе ещё предстоит реабилитация, и потом... потом тебе придётся снова учиться жить, чувствовать себя живым без высокого приоритета. И ты действительно в ужасном положении, я не уверен, что на твоём месте не поступил бы также. — Я был готов убить тебя, когда узнал по чьей милости Скайп оказался в Корзине, — сообщил Троян. — И я гарантирую, тебе пришлось бы несладко, доберись я до тебя тогда. Я какой-никакой, а всё же вирус. Но сейчас я понимаю, что он прав, и тебе действительно хуже, чем нам всем, поэтому я тебя прощаю. "Вот только я себя никогда не прощу", — подумал Инет. Быть ненужным Юзеру неудачником — это ещё полбеды. Но и это можно было пережить с достоинством, не становясь — да, хватит себе врать — наркоманом, и едва не совершив убийство. Не будь все вокруг такими милыми и понимающими, обрушь они на него свой гнев, можно было бы удариться в жалость к себе, и пасть ещё ниже. Теперь же Эксплореру оставалось только грызть себя, чем он и занимался. — Нэт, — Файерфокс сел с ним рядом и прижал его к себе. — Мы справимся с этим вместе. Я люблю тебя. Я помогу тебе. Почему ты просто сразу не сказал мне, мы бы... ах да, всё твоя мелкомягкая гордость! Гейтсовы разработки! — Вот только давай без дурацких мелодрам, — проворчал Инет, даже выныривая из пучин ангста ради этого. — Всё просто: я слабовольный мудак и лузер, а ты бэдблока кусок, раз не придумал ничего лучше, чем втрескаться в меня. Бывает. Это не повод разводить пафос. — Думаю, нам стоит оставить их одних, — шепнул Немезис. Скайп и Ридер согласились, и все трое покинули гостиную. — А что теперь будет с ЦПУ? — спросил чат, вытаскивая блокнот и ручку. Журналист всегда остаётся журналистом. — Его будут судить за превышение должностных полномочий, — ответил Адоби. — Мэром ему теперь точно не бывать. Думаю, и своей должности он лишится. Впрочем, клетка карантина ему, скорее всего, не грозит. Уж он-то найдёт себе адвоката в Системе. С его возможностями избежать сурового наказания не составит труда. — Но я позабочусь о том, чтобы о его преступлении узнали все! — заверил Скайп. — А про Инета писать не буду, ему и без того хреново. Идём, Троян! Нас ждут великие дела!
Ну вот и всё, дорогой мой виртуальный помощник. Наше расследование подошло к концу, преступники изобличены, мирные программы могут снова жить спокойно. Спасибо тебе за помощь. А сейчас я прощаюсь с тобой, ибо Юзер собирается выключить наш компьютер. Частых тебе стартов и приятных шатдаунов.
Команда фандома IT приветствует своих читателей! Благодарим за то, что вы были с нами все эти месяцы, поддерживали и, конечно же, голосовали. Вот и позади ФБ-2013, за время которой мы накреативили гору текстов, арта, видео и прочих клёвых штук. А также получили море позитива, угрохали кучу нервов и (кто-то – в очередной раз) познали дзен дедлайна. В этом посте мы открываем авторство работ и немножко расскажем о внутрикомандной атмосфере, без которой работа никак не пошла бы)
...Всё началось в мае, когда капитан назвал одного из артеров, без сна и отдыха работавшего над баннером для агитпоста, Железным человеком. И предложил ему аватарку с Тони Старком. В воздухе немедленно запахло коноблядумом, команду понесло... Так появились Айтители. Надо сказать, далеко не все члены команды в курсе канона «Марвел», но «шкурку» они получили всё равно. Ибо нефиг в командном чате и без шкурки! Шкурку получил даже талисман команды – чОрный диван Палыч. Со временем у него появилось не только отчество, но и имя, и фамилия. Потому что когда много народу курит в одном месте, глюки неизбежны! А когда встал вопрос о том, каким мы будем делать наш деанон, то думали мы недолго: конечно, айтительским! Итак, наслаждайтесь)
PS от зама: Вообще, сначала мы хотели сделать комикс, но переоценили свою мощь(!) Потом у нас был вариант с тысячей слов каждому из своих авторов от командующей верхушки, но и в этот раз мы переоценили свою мощь! Все молодцы и без комиксов и без тысячи слов, просто все устали. А Айтишники — распиздяи.
да, ками-сама, я знаю, что не учусь на своих ошибках. это и в жизни свойство не самое удобное. а уж научиться рисовать с ним и вовсе немыслимо. но когда я смотрю на вас, я просто не могу этого не делать!.. *припечатывает бедного айзена очередным рисуночком* * с довольным вздохом* и да, я, конечно, никогда не научусь рисовать - но знали бы вы, айзен-тайчо, какое это удовольствие!..
пора устроить веселуху здесь. а для начала запостим картиночек. *высунув от усердия язык, малюет ками-саму* ...нет, показывать буду только в приличных образах *оборвал речь и косится на свои карикатурки задумчиво* ..во! ну, как?.. ))
Команда Айзен+Гин собирает в свои ряды всех, кто причастен. Айзен и Гин у нас! Хотите, чтоб они были с вами? Спешите. Оно приближается. Спешить сюда День Х - 17 октября, час Че - с 21:00 по Москве (может перемениться, следите за БП).
не хотел, само получилось не нашел, на которого переложить но вдруг ещё светлый ками к нам явится?! айзен-сама, так и знай: я с тобой поделюсь! а сам буду тихо сидеть в сторонке и любоваться ) приходи! будешь нами командовать. все приходите. все, кому айзен+гин покоя не даёт ) наиграемся!..
Команда Ичимару Гина. Тема 5. AU. «Мелодия для флейты» Название: Мелодия для флейты Команда: Команда Ичимару Гина Тема: AU Пейринг/Персонажи: Изуру, Гин Размер: 1093 слова Рейтинг: G Дисклеймер: отказ Саммари: Ирландия середины XVII века. Гин – музыкант, Изуру – офицер британской армии
У него были тонкие пальцы. Они так красиво держали флейту, что Изуру не мог пройти мимо, не сумел отвести глаз — а потом уже и не хотел. Мелодия лилась – завораживающе медленная, напевная. Лицо музыканта казалось Изуру знакомым, но глаз за неровно остриженной светлой чёлкой было не разглядеть. В свете факелов казалось, что волосы музыканта отливают серебром.
Как вышло, что офицер британской армии Кира Изуру забрёл на ирландскую свадьбу, он и сам не смог бы объяснить. Был ясный день, Изуру гулял. Выпивать с друзьями – дело хорошее, но быстро наскучившее; а вот осмотреть окрестности города – интересно.
С тех пор, как часть расквартировалась в прибрежном городке, Изуру слышал звук прибоя постоянно, где бы он ни находился. Море звало его – вкрадчиво, неотступно. И, последовав этому зову, Изуру сам не заметил, как оказался на берегу, заканчивающемся каменистым обрывом. Внизу, среди скал, гудело море…
День плавно сменился сумерками, за сумерками спустилась ночь. Возвращаться в душную квартиру не хотелось. Заметив вдалеке на берегу яркие огни, Изуру направился вдоль обрыва, намереваясь дойти до них. Вероятно, это был паб: ветер доносил звуки волынки.
Небольшой каменный дом и двор перед ним, расположившиеся над самым обрывом, были битком набиты людьми. Они смеялись и плясали, кружась в пёстром шумном хороводе.
«Свадьба», – подумал Изуру.
Играл живой оркестр: скрипка, бузуки, барабан и флейта. Мелодия флейты сразу привлекла Изуру; она звучала тише остальных, но отчего-то хотелось слушать именно её. А ещё хотелось смотреть неотрывно на руки, державшие флейту.
Изуру не помнил, сколько простоял так, прислонившись к стене, не замечая косых взглядов и не спеша заходить внутрь. Мелодия закончилась, флейтист поднял голову, неуловимым движением откидывая чёлку с глаз, и посмотрел на Изуру.
Таких глаз Изуру никогда не видел. Или, может быть, видел, но когда-то очень давно, сразу и не вспомнить – яркий циановый оттенок голубого, цвет морской волны в солнечный день.
Сердце болезненно торкнуло и застучало сильнее; воздух вдруг загустел, стало трудно дышать. Изуру не помнил, как преодолел несколько шагов; взгляд уперся в небольшую коробку с монетами, стоявшую у ног музыканта. Нашарив в кармане несколько мелких монет, Изуру опустил их в коробку и нетвёрдым шагом направился в паб.
Его здорово вело, в голове шумело, как от спиртного. С трудом продравшись сквозь веселящуюся толпу, Изуру добрался до барной стойки и нашёл глазами бармена – тот стоял к нему спиной, расставляя что-то на полке.
– Милейший, сделайте мне чаю, пожалуйста, – вежливо попросил Изуру, ища, куда бы присесть.
Сразу несколько лиц обернулось к нему. Бармен – высокий седой старик с густыми усами, крючковатым носом и шрамами, рассекающими правую часть лица ото лба к нижней скуле и левую часть широкого выдающегося подбородка, — тяжёлым изучающим взглядом уставился на него и медленно произнёс:
– В этом баре чай не подают. Особенно вам, английским собакам.
Изуру внутренне собрался, отгоняя неуместную рассеянность, и огляделся: за его спиной постепенно собиралась толпа нетрезвых и не слишком дружелюбных ирландцев.
– Тогда позвольте попросить у вас воды, – очень спокойно сказал Изуру.
Бармен усмехнулся. Взяв с подноса стакан, он зачерпнул воды из тазика с грязной посудой и со стуком поставил его перед Изуру.
– Извольте, господин.
Со всех сторон послышалось одобрительное хмыканье и пьяный глумливый смех.
Изуру стиснул зубы. Задетое достоинство офицера требовало реванша. Гордо вскинув голову, Изуру осмотрел присутствующих и, вновь остановив взгляд на бармене, вымораживающе-ледяным тоном произнёс:
– Я передумал. Сейчас вы приготовите мне чашку крепкого цейлонского чая. Зелёного. С молоком, – Изуру сделал паузу, во время которой не раздалось ни единого звука, и продолжил: – Вы можете отказаться, и тогда уже завтра в этом заведении не будут подавать ничего, кроме чая. Вам выбирать.
Он замолчал. Тишина сгущалась; люди, стоявшие вокруг него, придвинулись ближе. На их лицах читалась откровенная злоба и ненависть. Изуру был уверен, что страх расправы со стороны англичан удержит их, но он ошибался.
Ирландцы переглядывались, сжимая кто кулаки, кто бутылку. В задних рядах нарастал гул. Изуру различил только два слова: «напоить» и «море» – и этого было достаточно. Спину продрало холодом.
Всё просто. Двое держат, третий вливает виски. Будешь отплёвываться – зажмут нос. А потом, пьяного, столкнут со скалы в море. Напился, сорвался с обрыва – сам виноват.
Изуру снова обвёл взглядом толпу и увидел, как на мрачных лицах расползаются злые ухмылки, а глаза загораются хищным азартом. Во рту пересохло, рука сама потянулась к оружию.
«Это конец», – успел подумать Изуру. И в этот момент у входа в бар раздался оглушительный грохот, послышался чей-то возглас и топот ног.
– Ах. Как неудачно поставили на пороге это ведро с хмелем! Разлилось всё-о. Хотя нет, что-то там всё же осталось…
Часть присутствующих из задних рядов рванулась к выходу.
Высокий голос, растягивающий гласные, странная манера речи, насмешливые интонации. Из-за спин обступивших Изуру людей протиснулся флейтист и живо сунул ему под ноги корзину с подарками для молодожёнов.
– Милостивый господин, не пожалейте для молодых, одари-ите! И да воздастся вам за вашу доброту.
Толпа немного расступилась: за спиной музыканта маячил рыжеволосый парень с хмурым честным лицом; рядом, держа его за руку, стояла темноволосая девушка, её большие синие глаза смотрели решительно и прямо.
В толпе послышалось недовольное бурчание:
– Какого чёрта, Гин?
– Проклятье!
«Гин», – отозвалось у Изуру в голове. Он попытался снова поймать взгляд флейтиста, но не смог: тот щурился. Растягивал губы в неправдоподобно широкой улыбке. На нём была простая деревенская одежда, смотревшаяся странно; Изуру с удивлением поймал себя на том, что не ожидал увидеть его в чём-то подобном. Но это значит, что в чём-то другом – ожидал?
Изуру сморгнул эти мысли, как наваждение, и достал из кармана штанов потёртый мешочек с монетами. Вытряхнул содержимое на ладонь – до жалованья три дня, в аккурат на пропитание – ссыпал обратно и кинул в корзину с подарками.
«Всё равно пора новый купить. А три дня как-нибудь проживу. Если отсюда выберусь».
– Поздравляю, – сказал Изуру. – Живите в любви и мире. Счастья вам.
С эти словами он прошёл мимо них, раздвигая плечами недовольную толпу, и скрылся за дверью.
Голова гудела, как с похмелья. Изуру быстрым шагом шёл вдоль берега по направлению к городу, когда его догнали и ухватили за запястье.
Изуру дёрнулся, оглянулся.
– Ах, не надо бояться, это всего лишь я.
Перед ним стоял Гин.
– Спасибо, – выдохнул Изуру, унимая сердцебиение. – Вы спасли мне жизнь. Почему?
Улыбка Гина стала шире. Он помахал ладонью перед лицом Изуру:
– Ну что за вопрос такой странный, а? Я хотел вас угостить. Чаем. Вы же не против?
Изуру опешил.
– Не против, – автоматически повторил он. И зачем-то добавил: – Я хочу пить. И есть. И у меня больше нет денег.
Гин рассмеялся.
– Хорошо. Меня зовут Гин. А тебя?
– Изуру.
Изуру не понимал, что может быть хорошего в том, что ты голоден и шатаешься неизвестно где и с кем без денег, но последующее «Пойдём со мной, Изуру» окончательно вышибло его из реальности.
Изуру решил, что во всём разберётся позже, когда у него прояснится в голове. А пока можно просто идти за высокой светлой фигурой в развевающемся от ветра плаще и ни о чём не думать.
Команда Ичимару Гина. Тема 5. AU. «Мелодия для флейты» Название: Мелодия для флейты Команда: Команда Ичимару Гина Тема: AU Пейринг/Персонажи: Изуру, Гин Размер: 1093 слова Рейтинг: G Дисклеймер: отказ Саммари: Ирландия середины XVII века. Гин – музыкант, Изуру – офицер британской армии
У него были тонкие пальцы. Они так красиво держали флейту, что Изуру не мог пройти мимо, не сумел отвести глаз — а потом уже и не хотел. Мелодия лилась – завораживающе медленная, напевная. Лицо музыканта казалось Изуру знакомым, но глаз за неровно остриженной светлой чёлкой было не разглядеть. В свете факелов казалось, что волосы музыканта отливают серебром.
Как вышло, что офицер британской армии Кира Изуру забрёл на ирландскую свадьбу, он и сам не смог бы объяснить. Был ясный день, Изуру гулял. Выпивать с друзьями – дело хорошее, но быстро наскучившее; а вот осмотреть окрестности города – интересно.
С тех пор, как часть расквартировалась в прибрежном городке, Изуру слышал звук прибоя постоянно, где бы он ни находился. Море звало его – вкрадчиво, неотступно. И, последовав этому зову, Изуру сам не заметил, как оказался на берегу, заканчивающемся каменистым обрывом. Внизу, среди скал, гудело море…
День плавно сменился сумерками, за сумерками спустилась ночь. Возвращаться в душную квартиру не хотелось. Заметив вдалеке на берегу яркие огни, Изуру направился вдоль обрыва, намереваясь дойти до них. Вероятно, это был паб: ветер доносил звуки волынки.
Небольшой каменный дом и двор перед ним, расположившиеся над самым обрывом, были битком набиты людьми. Они смеялись и плясали, кружась в пёстром шумном хороводе.
«Свадьба», – подумал Изуру.
Играл живой оркестр: скрипка, бузуки, барабан и флейта. Мелодия флейты сразу привлекла Изуру; она звучала тише остальных, но отчего-то хотелось слушать именно её. А ещё хотелось смотреть неотрывно на руки, державшие флейту.
Изуру не помнил, сколько простоял так, прислонившись к стене, не замечая косых взглядов и не спеша заходить внутрь. Мелодия закончилась, флейтист поднял голову, неуловимым движением откидывая чёлку с глаз, и посмотрел на Изуру.
Таких глаз Изуру никогда не видел. Или, может быть, видел, но когда-то очень давно, сразу и не вспомнить – яркий циановый оттенок голубого, цвет морской волны в солнечный день.
Сердце болезненно торкнуло и застучало сильнее; воздух вдруг загустел, стало трудно дышать. Изуру не помнил, как преодолел несколько шагов; взгляд уперся в небольшую коробку с монетами, стоявшую у ног музыканта. Нашарив в кармане несколько мелких монет, Изуру опустил их в коробку и нетвёрдым шагом направился в паб.
Его здорово вело, в голове шумело, как от спиртного. С трудом продравшись сквозь веселящуюся толпу, Изуру добрался до барной стойки и нашёл глазами бармена – тот стоял к нему спиной, расставляя что-то на полке.
– Милейший, сделайте мне чаю, пожалуйста, – вежливо попросил Изуру, ища, куда бы присесть.
Сразу несколько лиц обернулось к нему. Бармен – высокий седой старик с густыми усами, крючковатым носом и шрамами, рассекающими правую часть лица ото лба к нижней скуле и левую часть широкого выдающегося подбородка, — тяжёлым изучающим взглядом уставился на него и медленно произнёс:
– В этом баре чай не подают. Особенно вам, английским собакам.
Изуру внутренне собрался, отгоняя неуместную рассеянность, и огляделся: за его спиной постепенно собиралась толпа нетрезвых и не слишком дружелюбных ирландцев.
– Тогда позвольте попросить у вас воды, – очень спокойно сказал Изуру.
Бармен усмехнулся. Взяв с подноса стакан, он зачерпнул воды из тазика с грязной посудой и со стуком поставил его перед Изуру.
– Извольте, господин.
Со всех сторон послышалось одобрительное хмыканье и пьяный глумливый смех.
Изуру стиснул зубы. Задетое достоинство офицера требовало реванша. Гордо вскинув голову, Изуру осмотрел присутствующих и, вновь остановив взгляд на бармене, вымораживающе-ледяным тоном произнёс:
– Я передумал. Сейчас вы приготовите мне чашку крепкого цейлонского чая. Зелёного. С молоком, – Изуру сделал паузу, во время которой не раздалось ни единого звука, и продолжил: – Вы можете отказаться, и тогда уже завтра в этом заведении не будут подавать ничего, кроме чая. Вам выбирать.
Он замолчал. Тишина сгущалась; люди, стоявшие вокруг него, придвинулись ближе. На их лицах читалась откровенная злоба и ненависть. Изуру был уверен, что страх расправы со стороны англичан удержит их, но он ошибался.
Ирландцы переглядывались, сжимая кто кулаки, кто бутылку. В задних рядах нарастал гул. Изуру различил только два слова: «напоить» и «море» – и этого было достаточно. Спину продрало холодом.
Всё просто. Двое держат, третий вливает виски. Будешь отплёвываться – зажмут нос. А потом, пьяного, столкнут со скалы в море. Напился, сорвался с обрыва – сам виноват.
Изуру снова обвёл взглядом толпу и увидел, как на мрачных лицах расползаются злые ухмылки, а глаза загораются хищным азартом. Во рту пересохло, рука сама потянулась к оружию.
«Это конец», – успел подумать Изуру. И в этот момент у входа в бар раздался оглушительный грохот, послышался чей-то возглас и топот ног.
– Ах. Как неудачно поставили на пороге это ведро с хмелем! Разлилось всё-о. Хотя нет, что-то там всё же осталось…
Часть присутствующих из задних рядов рванулась к выходу.
Высокий голос, растягивающий гласные, странная манера речи, насмешливые интонации. Из-за спин обступивших Изуру людей протиснулся флейтист и живо сунул ему под ноги корзину с подарками для молодожёнов.
– Милостивый господин, не пожалейте для молодых, одари-ите! И да воздастся вам за вашу доброту.
Толпа немного расступилась: за спиной музыканта маячил рыжеволосый парень с хмурым честным лицом; рядом, держа его за руку, стояла темноволосая девушка, её большие синие глаза смотрели решительно и прямо.
В толпе послышалось недовольное бурчание:
– Какого чёрта, Гин?
– Проклятье!
«Гин», – отозвалось у Изуру в голове. Он попытался снова поймать взгляд флейтиста, но не смог: тот щурился. Растягивал губы в неправдоподобно широкой улыбке. На нём была простая деревенская одежда, смотревшаяся странно; Изуру с удивлением поймал себя на том, что не ожидал увидеть его в чём-то подобном. Но это значит, что в чём-то другом – ожидал?
Изуру сморгнул эти мысли, как наваждение, и достал из кармана штанов потёртый мешочек с монетами. Вытряхнул содержимое на ладонь – до жалованья три дня, в аккурат на пропитание – ссыпал обратно и кинул в корзину с подарками.
«Всё равно пора новый купить. А три дня как-нибудь проживу. Если отсюда выберусь».
– Поздравляю, – сказал Изуру. – Живите в любви и мире. Счастья вам.
С эти словами он прошёл мимо них, раздвигая плечами недовольную толпу, и скрылся за дверью.
Голова гудела, как с похмелья. Изуру быстрым шагом шёл вдоль берега по направлению к городу, когда его догнали и ухватили за запястье.
Изуру дёрнулся, оглянулся.
– Ах, не надо бояться, это всего лишь я.
Перед ним стоял Гин.
– Спасибо, – выдохнул Изуру, унимая сердцебиение. – Вы спасли мне жизнь. Почему?
Улыбка Гина стала шире. Он помахал ладонью перед лицом Изуру:
– Ну что за вопрос такой странный, а? Я хотел вас угостить. Чаем. Вы же не против?
Изуру опешил.
– Не против, – автоматически повторил он. И зачем-то добавил: – Я хочу пить. И есть. И у меня больше нет денег.
Гин рассмеялся.
– Хорошо. Меня зовут Гин. А тебя?
– Изуру.
Изуру не понимал, что может быть хорошего в том, что ты голоден и шатаешься неизвестно где и с кем без денег, но последующее «Пойдём со мной, Изуру» окончательно вышибло его из реальности.
Изуру решил, что во всём разберётся позже, когда у него прояснится в голове. А пока можно просто идти за высокой светлой фигурой в развевающемся от ветра плаще и ни о чём не думать.