погладь автора, я сказаВ
Пишет Гость Aevian:
ну скажите же, хорошо? )) хочу про них кусок, не подряд, кусками, дальше. и чтобы была зима, снег, не по-японски. а и по-японски пусть - всё равно. да-да, на источниках... в снегу среди обезьян )
30.10.2010 в 03:00
Всегда любила писать на заявки, про которые говорят, что ничего нормального по ним не будет.
Впрочем, это, увы, не кинк, это безрейтинговая зарисовка. Всё стерильно и невинно.
Так что да, ничего нормального не будет.
- Добрый день, Ичимару-сан.
Гину уже давно не говорят «Здравствуйте».
А перед Гином стоит гений. Он ещё не великий врач, но примерно через девятьсот сорок три спасённых пациента станет им. Он доктор медицинских наук в тридцать три года.
Возраст Христа, думает Ичимару.
У его Христа жёсткие рыжие волосы, хмурое лицо с вечно сложенными в выгнутую вверх скобочку губами и… Ичимару вздрагивает, встречаясь с ним взглядом.
Он ни у кого. Никогда. Не видел настолько беззащитных глаз. Словно можно запустить в глазницы пальцы и вытянуть душу за волосы.
Это не беззащитность, это сила – через мгновение понимает Гин. Это неконтролируемая энергия, которая ломает все барьеры, которые человек может возвести между миром и собой. В этом взгляде – сила не щита, но меча.
Такие глаза были у великих революционеров. У вождей. У христианских святых.
Наверняка такие глаза были и у самого Христа.
Впрочем, ему уже всё равно.
- И вам не болеть, Куросаки-до-оно, - с улыбкой тянет Гин.
Он помнит, какое действие эта фраза из его уст оказывает на всех без исключения посетителей. И Куросаки-доно не оказывается исключением – вздрагивает, а беззащитно-пронзительные глаза распахиваются ещё шире – нет, мальчик мой, твоя энергия на меня не подействует. Я неуязвим, вместо крови в жилах застыл яд, медленный яд, тронь, и погибнешь, а я сам пойду в ад за тобой, пока смогу идти, пока от меня не останется только мешок в форме человека, фляга из кожи, доверху наполненная кислотой.
Осмотр скучен и привычен, анкетирование после – тоже. Не мог придумать ничего интересней, думает Гин, на сей раз без привычного раздражения. Снисходительно.
- Вы не мой спаситель, Куросаки-доно. Не старайтесь. Вам меня не спасти.
- От чего не спасти? – ровно отвечает Куросаки, на мгновение вскидывая свои дьявольские глаза. – От передозировки жалости к себе?
Опа.
- Поясните.
- Вы упиваетесь своей болезнью, Ичимару-сан, - спокойно констатирует Куросаки, держа руку Ичимару и слушая пульс. - Вместо колокольчика прокажённого у вас целый огромный колокол, громкий и пугающий. Но держится он на веригах, на самоистязании. Вы умрёте не от проказы, а от потери крови.
Ичимару вновь и вновь прокручивает в голове движение, которым пальцы Куросаки легли на его вену. Наработанное до автоматизма, как аккорд на гитаре.
- Я умру от лейкемии, Куросаки-доно.
- Вы умрёте потому, что вам так нравится, Ичимару-сан.
- Да что вы говорите.
Куросаки должен был убрать руку ещё секунд пять назад. Но он этого не делает. Пульс набирает темп.
- Впрочем, нет. Вы продолжите жить. Злой доктор Куросаки обломает вам весь ваш настоящий кайф.
- Паланик? – машинально интересуется Ичимару.
Куросаки размыкает пальцы и что-то пишет. Из-за планшета не видно, что.
От страха у Гина пересыхает во рту.
- Ваши угрозы меня испугали, - с улыбкой произносит он, поджимая ноги.
Скрещенные лодыжки. Оборона.
Куросаки переводит взгляд с планшета на лицо Гина. Глаза-мечи вонзаются в глаза-лужицы запёкшейся крови.
- Я знаю. Я ещё продолжу угрожать вам. Вы выживете, Ичимару-сан. Будьте здоровы и до встречи.
Ичимару провожает врача широкой-широкой улыбкой.
URL комментарияВпрочем, это, увы, не кинк, это безрейтинговая зарисовка. Всё стерильно и невинно.
Так что да, ничего нормального не будет.
- Добрый день, Ичимару-сан.
Гину уже давно не говорят «Здравствуйте».
А перед Гином стоит гений. Он ещё не великий врач, но примерно через девятьсот сорок три спасённых пациента станет им. Он доктор медицинских наук в тридцать три года.
Возраст Христа, думает Ичимару.
У его Христа жёсткие рыжие волосы, хмурое лицо с вечно сложенными в выгнутую вверх скобочку губами и… Ичимару вздрагивает, встречаясь с ним взглядом.
Он ни у кого. Никогда. Не видел настолько беззащитных глаз. Словно можно запустить в глазницы пальцы и вытянуть душу за волосы.
Это не беззащитность, это сила – через мгновение понимает Гин. Это неконтролируемая энергия, которая ломает все барьеры, которые человек может возвести между миром и собой. В этом взгляде – сила не щита, но меча.
Такие глаза были у великих революционеров. У вождей. У христианских святых.
Наверняка такие глаза были и у самого Христа.
Впрочем, ему уже всё равно.
- И вам не болеть, Куросаки-до-оно, - с улыбкой тянет Гин.
Он помнит, какое действие эта фраза из его уст оказывает на всех без исключения посетителей. И Куросаки-доно не оказывается исключением – вздрагивает, а беззащитно-пронзительные глаза распахиваются ещё шире – нет, мальчик мой, твоя энергия на меня не подействует. Я неуязвим, вместо крови в жилах застыл яд, медленный яд, тронь, и погибнешь, а я сам пойду в ад за тобой, пока смогу идти, пока от меня не останется только мешок в форме человека, фляга из кожи, доверху наполненная кислотой.
Осмотр скучен и привычен, анкетирование после – тоже. Не мог придумать ничего интересней, думает Гин, на сей раз без привычного раздражения. Снисходительно.
- Вы не мой спаситель, Куросаки-доно. Не старайтесь. Вам меня не спасти.
- От чего не спасти? – ровно отвечает Куросаки, на мгновение вскидывая свои дьявольские глаза. – От передозировки жалости к себе?
Опа.
- Поясните.
- Вы упиваетесь своей болезнью, Ичимару-сан, - спокойно констатирует Куросаки, держа руку Ичимару и слушая пульс. - Вместо колокольчика прокажённого у вас целый огромный колокол, громкий и пугающий. Но держится он на веригах, на самоистязании. Вы умрёте не от проказы, а от потери крови.
Ичимару вновь и вновь прокручивает в голове движение, которым пальцы Куросаки легли на его вену. Наработанное до автоматизма, как аккорд на гитаре.
- Я умру от лейкемии, Куросаки-доно.
- Вы умрёте потому, что вам так нравится, Ичимару-сан.
- Да что вы говорите.
Куросаки должен был убрать руку ещё секунд пять назад. Но он этого не делает. Пульс набирает темп.
- Впрочем, нет. Вы продолжите жить. Злой доктор Куросаки обломает вам весь ваш настоящий кайф.
- Паланик? – машинально интересуется Ичимару.
Куросаки размыкает пальцы и что-то пишет. Из-за планшета не видно, что.
От страха у Гина пересыхает во рту.
- Ваши угрозы меня испугали, - с улыбкой произносит он, поджимая ноги.
Скрещенные лодыжки. Оборона.
Куросаки переводит взгляд с планшета на лицо Гина. Глаза-мечи вонзаются в глаза-лужицы запёкшейся крови.
- Я знаю. Я ещё продолжу угрожать вам. Вы выживете, Ичимару-сан. Будьте здоровы и до встречи.
Ичимару провожает врача широкой-широкой улыбкой.
ну скажите же, хорошо? )) хочу про них кусок, не подряд, кусками, дальше. и чтобы была зима, снег, не по-японски. а и по-японски пусть - всё равно. да-да, на источниках... в снегу среди обезьян )
-
-
31.10.2010 в 00:14-
-
31.10.2010 в 00:16а я в восторге )
-
-
31.10.2010 в 00:49Автору печеньки заслуженно.
-
-
31.10.2010 в 00:51а это всё испортит, согласись.
-
-
31.10.2010 в 01:00-
-
31.10.2010 в 01:01-
-
31.10.2010 в 01:03А Рыжий меня прям приятно удивил))
ЗЫ. Не бойся Хауса, он хороший*)
-
-
31.10.2010 в 01:15Когда спит тростью к стенке... дааааа...
-
-
31.10.2010 в 01:33Дааааа! Но это же не повод его боятся, ну правда же!
-
-
31.10.2010 в 01:45впрочем, можете представлять на месте хауса гина.
-
-
31.10.2010 в 09:06Ты невнимателен)
Первое восхитительное "Ох!" уже прошло, я даже на кинке отписала. Всего лишь маленький разбор полетов с невинным флудом. ^__^
Между Хаусом и Гином, помнится, Лейана уже проводила параллели. Увы, не в пользу обоих.
-
-
31.10.2010 в 16:21хотел бы я посмотреть на что-нибудь в пользу гина!..