[гинолис]

13.07.2011 в 12:03

Пишет  kora1975:

Кинк_архив: Зараки/его занпакто
Автор:  kora1975
Бета: не бечено. я тайком побетил. — гинолис. Ну, для себя, когда сюда тащил. ))
Герои/Пейринг: Зараки Кенпачи/его занпакто.
Рейтинг: НЦ-17
Предупреждение: местами ООС.
Отказ от прав: Кубо Тайто – бох и все его!
Написано: на Бличкинк

по заявке:

по заявке: Хочу Зараки/его занпакто. Только пожалуйста, пусть занпакто будет по крайней мере симпатичным молодым человеком. Занпакто поднимает бунт. А для того, чтобы освободиться, ему нужно убить своего мечника. Зараки безумно рад достойному противнику. Рейтинг-17. Обязательно хороший конец!
Заявка была еще на первом туре. Он уже закрыт, так что вроде правил выкладки на своем дневнике я не нарушаю. И дас - неожиданно меня вдруг торкнуло. Видимо, давно никаких кинков не писала.

читать

Вообще-то такие сны были для Зараки Кенпачи редкостью. Особенно сейчас — когда… Осознав, что ему снится, он вздрогнул, нащупывая рукоять зазубренного занпакто рядом. Что за? Утерев холодный пот, он с недоумением уставился на свои побелевшие пальцы и на рукоять, которая казалась чужой в его мозолистой ладони. Как будто меч не его… Что за дерьмо? А? Привычно обматерив всё, что только можно, он поднялся, запахнул юкату и отодвинул седзи. Ощущение прегадостное. Словно в душу плюнули, или с Гином посрался, что, по сути, одно и то же. Даже на пару секунд сомнение взяло: а действительно ли эта узкоглазая сволочь свалила в Уэко?
Нашлась уцелевшая после вчерашней попойки бутылка саке, сакадзуки не нашлось, и он отхлебнул из горла. После такого сновидения, чтоб его, не до церемоний.
«Сдохни… Да сдохни же, наконец…» — эхом прозвучало в голове. И звон. И осколки занпакто. Его занпакто… И чужой клинок, беспрепятственно направляющийся к его сердцу. Когда последний раз он так близко подходил к этой грани, за которой нет ничего, кроме небытия? Нет, сама смерть его не пугала — никогда! — но вот то, что ей предшествовало…
Поражение.
Он проиграл в бою.
Последний раз подобное с ним приключилось, когда он дрался с Куросаки. Воспоминание о том бое до сих пор вызывало сладкий холодок в желудке и горячее желание испытать это ещё раз, и ещё, и ещё. Одна проблема — рыжий быстро бегал. И, меносы его дери, никогда не путался в этих многочисленных поворотах. И говорил что-то тогда… про то, что он дерётся не один. А малявка еще сказала — это нечестно, когда двое на одного.
Спать хотелось немилосердно, но смутное предчувствие опасности дёргало нервы. Глаза закрывались, а инстинкт делал стойку.
Да где же ты, сучий потрох?..
Самоубийц в Готее-13 не водилось. А угрожать капитану одиннадцатого отряда мог только самоубийца или полный идиот.
«Сдохни…»
Зараки мог поклясться, что слышит голос — молодой и мелодичный, как звон клинка. И злой. Полный шипящей ярости. Хотелось уклониться…
Нет, хотелось встретиться с этой яростью лицом к лицу, глаза в глаза.
Наверное, они карие…
Зараки с сомнением посмотрел на бутылку в своей руке.
Это что такое, а? Башкой, что ли, тронулся? Если слышатся голоса, то пора навестить Унохану. Или другого специалиста по голосам. Тем более, что он вроде бы никуда вчера не убегал. Не смог просто, так упоили в четыре руки — поклон Мадараме.
Мужчина поднялся и, как был — почти раздетый, с бутылкой и мечом в руке, — пошел искать.
В казарме храпели кто где. Свалка тел проигравших битву с саке… Он осторожно переступал через спящих, разыскивая лысую башку. Ну, или красные патлы. Не важно, под каким боком, главное — он должен быть рядом. Ага…
Он застыл над спящим мальчишкой.
Лунный свет выбелил лицо и волосы до совершенно потустороннего колера. Губы приоткрыты, выпуская тихие вздохи. Совсем сопляк; но боец, каких еще поискать. И инстинкты правильные.
По крайней мере, проснулся он быстро. Ещё бы! Попробуй тут поспи спокойно, когда над тобой стоит мало не чудовище с оружием в руках и с непонятной целью. Ишь, глазищи распахнул! От шока и удивления почти чёрные.
Не тот цвет, отчетливо понял Зараки. Когда Куросаки сражался, его глаза светились бело-голубой рейацу, когда не сражался — таяли тёплым генсейским коньяком.
- Кенпачи… - Ичиго сделал попытку отползти и драпануть и даже взделся на карачки, но был схвачен за шкирятник и завален на плечо.
- Только попробуй, щенок, тявкни, — пригрозил Зараки, унося добычу.
Куросаки обречённо повис, вцепившись ему в юкату, пробурчал что-то типа «Помогите кто-нибудь…». Ага, щаз-з…
Вернувшись к себе, плюхнул Куросаки на энгаву, сел сам и, поставив между ними бутылку, задумался. Пацан, насупившись, опасливо косился на ёмкость. Вдруг опять пить заставят?
- Слышь, Ичиго, — начал Кенпачи и, поймав недоумённый взгляд, потребовал: — Расскажи мне про Зангетсу.
- Про Зангетсу? — Ичиго опешил. — А что про него рассказывать?
- Какой он?
- Э?
Ичиго снова попробовал уползти куда подальше, но Зараки хлопнул перед собой занпакто, и парень послушно замер. Кенпачи сумрачно разглядывал собственный меч, и постепенно до временного шинигами дошло.
- Он с тобой заговорил?
Кенпачи хмыкнул. Вот, нашёл того, кого нужно! И объяснять ничего не пришлось.
- И что сказал? — в голосе риоки прорезалось любопытство.
- «Сдохни…»
Куросаки отшатнулся. Молчание повисло неподвижно, как чертова луна на небосводе.
- Только это? — Ичиго сглотнул.
- «Сдохни, наконец…» — развил тему Кенпачи.
- Он тебя что, прибить хочет? — прошептал временный шинигами и перевёл поражённый взгляд на занпакто Зараки. Меч — ветеран многочисленных боев, смертельно опасный и так же смертельно… усталый. И откуда такое в голову лезет? Рука потянулась и замерла.
- Можно? — робко и просительно, чтобы эту наглую конечность не оторвали ненароком.
Кенпачи медленно кивнул.
Ну, хуже не будет, ведь так?
У Куросаки красивые руки, длинные сильные пальцы — на рукояти его меча смотрятся… блядски. Ну, меносы его дери, кто так катану держит? Словно подрочить решил!
Хотя, он же привык чем побольше махать, собственный тесак за плечами таскает.
- Ты ему не доверяешь, — тихий шёпот.
Зараки ничего не ответил.
Сопляк совсем сдурел?
- А он не доверяет тебе.
Ичиго аккуратно положил меч обратно и сгорбился. Помолчал. А потом рассказал о том, как под руководством хреновой кошки Йоруичи осваивал банкай. И ещё о том, как ему пришлось достигнуть банкая в Мире живых.
И чего ему это стоило.
Зараки слушал очень внимательно. Вот, значит, как… Оказывается, занпакто у мальчишки выглядит… как человек. Насколько он узнал за последнее столетие в Готее, подобное — редкость. А кто-то из капитанов даже ляпнул… э-э-э, Шунсуй, что ли? — что, чем сильнее владелец, тем выше вероятность получить союзником нечто человекоподобное.
Теперь он был уверен, что знает, кого при случае встретит в своём внутреннем мире. А что случай этот будет иметь место очень скоро, вообще не сомневался. Он ведь силен, не так ли?
- Я пойду? Честное слово, я больше ничего об этом не знаю…
Он перевёл взгляд на рыжего. Вопросы ещё оставались, а то обстоятельство, что Ичиго не мог на них ответить, не казалось таким уж важным. Просто само присутствие этого парня успокаивало и наводило на правильные мысли.
- Сиди, — буркнул он и вновь приложился к бутылке.
Куросаки протяжно и тяжело выдохнул. Ну, и демоны с тобой, раз велел сидеть, посидим. На луну поглядим. Вон она, какая круглая. И чихать хотела на всяких придурков, лупающих на нее глазами посередь глубокой ночи.
Зараки так глубоко задумался, что спохватился только тогда, когда риока, свернувшийся калачиком на прохладным досках энгавы, тихо всхрапнул. Ненадолго же его хватило луну созерцать. К тому же Кенпачи совершенно точно знал, что завтра, совсем рано поутру его вернут в Генсей. Эти засранцы Мадараме и Абарай, видать, давненько в карцере не сидели — таскают мальчишку туда-сюда, как контрабанду какую.
«А тебе завидно, сволочь ублюдочная, да? Что он ТАК кому-то нужен…»
Ладонь привычно ложится на шершавую холодную рукоять занпакто. Пальцы покалывает, голова кружится. Он откидывается назад и прислоняется затылком к стене, пытаясь с этим непривычным головокружением справиться. Даже глаза закрывает.
А когда открывает — возвращается…

…в пыльные трущобы Зараки.
Этот район даже дерьмовой выгребной ямой назвать нельзя. Всё гораздо хуже. Сюда шинигами соваться не рискуют, что уж говорить о тех, кого они обязаны защищать. И кстати, защищать тут некого. Невинных душ тут нет.
Кенпачи привычно сплёвывает мелкую пыль, набившуюся в рот, пинком разносит ветхую халупу, в которой оказался. За разваленной в щепки дверью — то ли пустырь, то давнее место страшной битвы. Живописно раскиданные скелеты некогда славных воинов и кучи ржавого оружия. Он брезгливо обходит этот могильник и только тут осознает, что неплохо бы обзавестись катаной или еще каким подходящим оружием.
Потому как занпакто у него больше нет…
Он прекрасно знает, что ищет среди всего этого пыльного, забытого всеми мёртвыми барахла. Ладонь ещё помнит привычную шероховатость рукояти, хищный блеск зазубренного клинка. Ни один дайто* из тех, которые он находил по дороге, не мог с ним сравниться.
- Что-то потерял?
Полный холодного презрения голос похож интонациями на кучиковский — и одновременно не похож. Словно тонкий острый ледок поверху непроглядной бездны гнева.
– Всё, что ты здесь найдешь — это собственную смерть.
Кенпачи медленно поворачивается, всё ещё сжимая в ладони негодную железку, которую придирчиво рассматривал до этого.
Недалеко от него стоит парень.
Джууичибантай-тайчо кривит губы, пытаясь привычным оскалом скрыть замешательство. А с чего он решил, что дух ЕГО занпакто будет похож на небритого мужика?
Фу ты ну ты, какая краля у нас тут завелась…
- Так и знал, что ты тоже рыжий…
Хриплый смешок.
Но отличия всё же были — мальчишкой его назвать было нельзя, на молодом лице пылали глаза видевшего многое, больные, усталые и полные решимости. Кроваво-карие. Волосы тоже были похожи на ворох окровавленных кленовых листьев. Длиннее, чем у Куросаки; не в косу заплетать, конечно, но ухватить в горсть вполне.
- Не смей меня так называть, — змеиному шипению в ответ мог бы позавидовать даже Гин.
- А как тебя называть-то, а?
Кенпачи двинулся к нему и ткнулся грудью в кончик собственного меча. Острие легко рассекло кожу над сердцем и вошло бы глубже — смертельной раной, если бы он ещё только шевельнулся.
- Никак. Зачем моё имя покойнику? Видишь, сколько их? Ты ещё один…
Ржавый дайто* на излёте достал нежную щеку, ещё добавив алого цвета и срезав алую прядь. Кенпачи раздвинул губы в улыбке, хотя во рту было сухо, как в пустыне. Хотелось напиться этой крови, почувствовать её вкус, её силу. Его противник отшатнулся. Неверяще провел пальцами по кровавой дорожке и тоже оскалился.
– Значит, ты не успокоишься, пока действительно не станешь покойником. Замечательно, — и ринулся вперёд, обрушив на Кенпачи ряд мощных ударов.
Кенпачи возликовал.
Ему ли бояться битвы? Ха!
Повесели меня, парень, и, может быть… может быть, я доверю тебе свою смерть.
Упоение боем захлёстывало с головой, капитан полностью отдался своим инстинктам и желаниям — смертельным для любого, но не для этой рыжей сволочи. Тот сражался на равных, заставляя показывать всё, на что Зараки был способен.
Этого Кенпачи и хотел, об этом мечтал!
- Ты не быстрее Ичиго, — заметил он вскользь, дразня своего противника. — Тот и то лучше дрался.
- Он не хотел тебя убить. Всего лишь победить! — рыжеволосый тут же ускорился, его катана красиво и хищно пропорола плечо Кенпачи. Веер кровавых брызг был подобен рассыпавшимся драгоценностям. — Ты никогда меня не слушал!
Рейацу Зараки полыхнула, мрачным заревом окутывая их обоих.
– Я слышу тебя сейчас!
Можно ли описать этот совершенный бой? Зараки не смог бы. Просто было чувство полного удовлетворения, выжимающее слезу и рейацу до самой последней капли. Они не жалели друг друга. Им было наплевать на окружающее, на Готей и Общество душ в целом. Они танцевали Танец Смерти только друг для друга.
Звериные инстинкты переплетались с чем-то, почти несуществующим.
И дразнящим.
Было ощущение, словно под носом водят совершенно необходимой тебе вещью — и отдергивают в последний момент, вызывая разочарование и обиду.
Пусто.
И тут ничего нет.
Пусто. Пусто. Пусто!!!
И это разочарование росло, как снежный ком, летящий с горы. Заставляло обнажать зубы и выпускать когти, полосовать ими направо и налево, драть окружающую его реальность в клочки. Кенпачи даже не поверил, когда его лапища в пылу драки вдруг перехватила узкое, но сильное запястье, вывернула, заставляя ошибиться в шаге. Этого оказалось достаточно.
«Поймал?» — спросил он себя, чувствуя, как бок прошивает режущей болью, заставляя сжаться всё нутро, почувствовать, как плеснула собственная кровь. — «Поймал…»
Зазубренный хищный клинок сменил владельца в мгновение ока — и теперь близко-близко эти не верящие, не понимающие кроваво-карие глаза. И гибкое тело, и волосы эти, в которые он вцепился скользкими от крови пальцами…
- Да-а-а…
Кладбище вокруг них ворочается сгустками тьмы.
Ублюдки несчастные… Не сумели поймать, так вот вам теперь, выкусите!!!
Его собственное тело, израненное, порубленное, устало качнулось и упало, погребая под собой противника. Занпакто вошел в выжженную землю, в пепел, в самую сущность, как в масло — легко.
- Думаешь, победил?
В голосе засранца ненависти не убавилось ни на самый мелкий рё.
- Я сделаю это снова, — его занпакто ухмыльнулся. – И снова. И снова. Пока ты не сдохнешь.
- Хорошо, — Кенпачи был доволен. Сила пузырилась вокруг них, валяющихся среди горы останков покойников-неудачников. Он свободной ладонью провел по его гладкой щеке, по высокой скуле, пачкая ее кровавыми разводами-полосками. Ему шло… - Тигрёнок.
Глаза занпакто расширились.
«Блядь, какие же красивые глаза… И это МОЙ занпакто?..»
В следующую секунду он чуть не лишился своих.
Как с приблудной кошкой. Думал поиграть, а тебе чуть руку не отгрызли. Кошка, зараза, всё равно хищник. Только маленький. Занпакто вновь дёрнулся, пытаясь выскользнуть из-под навалившейся на него двухметровой туши.
Зараки же чувствовал, как губы сами собой расплываются в улыбке. Именно улыбке, а не боевом оскале, от которого шарахались все поголовно. Она не красила его — рылом не вышел ни в коем разе. Хотя ему и хотелось хохотнуть. Вон, у Комамуры и вовсе на башке ведро! Он не переставал удивляться, каким траханным во все отверстия чудом ЕГО занпакто такая чертова краля, что в фундоши огнем горит только оттого, что тот задом наддал, пытаясь хоть уползти, коль уж убить с первого раза не получилось?..
Кенпачи хмыкнул и деловито прижал парнишку ещё крепче.
- Хрена смоешься! — сказал он, сосредоточенно щупая извивающееся под ним тело и рывками избавляя его от наверченных тряпок и остатков доспеха.
- Ублюдок, — выплюнул парень, проследив бешеными глазами за улетевшими и осевшими на ближайшем пыльном скелете клочками оби. — Убью! — выкрикнул он, когда горячая ладонь прошлась по промежности, забирая в горсть, сжимая и потирая. Грубо и настойчиво. Так, как надо. Так, как хочется с первого звонкого удара схлестнувшихся клинков. Не было разницы — смертельная битва или такое вот животное обладание.
Это была общая ЖАЖДА.
И сознавать, что у тебя, благородного воина, прошедшего не один ад на земле и на небесах, есть что-то общее с этим… руконгайским отребьем — было оскорбительно до горячей дрожи, внезапно прокатившейся волной по спинному хребту. Как такое возможно? Почему?
- Ненавижу! — шипел парень, вырываясь и бессознательно толкаясь в кулак Кенпачи. — Ненавижу…
Зараки наградил его хриплой усмешкой и не верил. По крайней мере, прямо сейчас. Сейчас у него срывало крышу от возбуждения, от вида кровавых полосок на розовеющей — без единого шрама, усраться! — гладкой коже, от вкуса и запаха, от дикой силы, сжимающейся в спираль между ними.
«Мой…»
Перевернуть на живот, тисками сжимая запястья. Впиться зубами в плечо, коленом раздвинуть сильные бедра, удобно устраиваясь, потираясь в упругой ложбинке. Как же, мать его, хорошо… Крови столько, что никаких душистых масел не нужно, пальцы входят в сжимающуюся плоть так же легко, как недавно его клинок в землю.
Можно было бы взять сразу. Сколько было их таких? Которые сами под него стелились — из страха, желая выслужится или ещё чего. Но в ЕГО занпакто страха не было. А к ненависти он привычный. Да как будто он видал в своей жизни что-нибудь другое?
Внутри — горячий чистый шелк, мягко, меносы его задери, и так узко!..
- Не зажимайся, рыжий…
- Ублюдок, — рычит парень, дёргаясь под ним. — Хочешь его так? Так обломись! Его тебе не видать, как своих ушей!
Зараки даже не сразу понимает, о чём тот. И доходит до него, только когда занпакто бросает острый взгляд через плечо — – жёлтый от ярости. И ещё от чего-то; это незнакомое чувство лавой сползает по позвоночнику.
- Ты про Ичиго, што ль?
- Я знаю, как ты на него смотриш-ш-шь…
Кенпачи всё-таки хихикает. Потом смеётся. Потом хрипло гогочет. Он знает, как называется подобное чувство. Знает, почему этот бешеный кошак с ним заговорил только теперь! Он ревнует ЕГО.
Потому что Ичиго — более чем достойный противник. Потому, что этот мальчишка ЕГО достал! Окровавленной рукой капитан проводит по своей груди, прямо по шраму, который оставил на нем Зангетсу.
- Да, он лучший, — признает Кенпачи, ухмыляясь. — Но не лучше тебя, идиот.
Наваливается на парня сверху, как кошку, ухватив зубами за загривок, входит медленно, но неумолимо. До тех пор, пока не прижимается гудящими яйцами к окровавленным ягодицам. Над древним полем боя проносится яростный вой, сметая вековую пыль…
«Это ж охренеть как… сладко, — думает Зараки. — Кричи, рычи, что угодно делай, а ты всё равно мой! Теперь — мой!» До одури хочется в бешеном темпе вбиваться в это ставшее на миг податливым тело, разодрать в клочки так затягивающую его мягкость, но… кто ж так со своим-то? «Начинай помаленьку, дурень, само всё придёт».
Гниющие, покрытые паутиной неудачники, которые были ДО НЕГО, пустыми глазницами смотрят, как зверь в человеческой шкуре пытается быть нежным. Смешно. Нелепо. Невозможно. Руки красят кровью светящееся тело. Полосами по ребрам, по выгибающейся спине, по бедру и животу. И полоски остаются там – прихотливым красным узором, даж покрасивше, чем у Абарая. Связка вышла хороша. Сила перетекает от одного к другому толчками. Такими полными и глубокими, что больше не вытравишь, не сотрёшь, хоть заненавидься.
- Тигрёнок, — едва слышно выдыхает сквозь запекшиеся губы Зараки. — Мой Тигрёнок.
Парень с обречённым — и облегчённым? — стоном роняет голову на руки, на свои пленённые запястья, на железные пальцы, так легко удерживающие его…

- Давай лучше ты, сэмпай!
- Сдурел? Я не самоубийца! Сам его вытаскивай!
Кенпачи едва-едва приподнимает тяжёлые со сна веки. В глаза как песка насыпали, но ему и глядеть не надо, чтобы понять — над ним топчется эта чумная парочка упивцев и рядит чего-то натворить этакого. С ним, судя по всему. Ну-ну…
Под онемевшей щекой сладко посапывает довольно костлявая подушка, но от неё веет таким теплом, таким уютом! Так и тянет подложить руку, зарыться пальцами в мягкие короткие волосы. Рыжие, прям как встающее над крышей казармы солнышко.
Мужчина инстинктивно сжимает другую руку и вздрагивает, просыпаясь окончательно. Удивленно смотрит на длинный кровоточащий порез на ладони.
«Кусаешься, Тигрёнок?»
- З-з-зараки-тайчо! Доброе утро!
В два голоса, так что эхом в пульсирующем легкой болью черепе.
- Доброе-доброе… — хрипит Зараки, садясь.
Так и есть — он храпака даванул там, где ночью с Ичиго разговаривал. Перед тем, как… Мадараме и Абарай отступают на пару шагов, перепуганные не на шутку широченным довольным оскалом на лице капитана Зараки Кенпачи и не менее довольным взглядом, который тот бросил на спящего мальчишку.
- Похмелиться принеси, — приказал оный капитан, почесывая широченную, испещренную шрамами голую грудь в вырезе незапахнутой юката.
Абарай как испарился! И вот, менос его задери, через пару секунд примчал обратно с дымящимся ковшом опохмела! Мадараме выхватил у него ношу и с почтением преподнес Кенпачи, как-то подозрительно дергая глазом тому за спину. Абарай шажком-шажком начал заходить в тыл. Умён, зараза.
- Построение мы проспали! — очень бодро отрапортовал Иккаку, загораживая маневрирующего приятеля. — После обеда у нас расширенная тренировка с шестым!
- Дело, — кивнул Зараки, попивая из ковша. — Кучики будет сам? Или Абарай командует?
- Э-э-э… — протянул Мадараме, почесав бритую макушку.
- Кучики-тайчо дал свое согласие, — брякнул Ренджи. И тут же, не удержавшись: — Вы не против, если мы пойдём, тайчо? У нас не так много времени.
- Да валите. Я вас что, держу?
- Никак нет, тайчо!
Мадараме опять сдвинулся так, чтобы дать возможность Абараю проскользнуть за своей спиной почти незаметно. На плече у красноволосого фукутайчо, как ни странно, продолжал беззаботно дрыхнуть Куросаки. Упёр, даже не разбудив. Впрочем — упёр, так упёр, о чём тут ещё говорить? Меносы с ними обоими! Зараки опустил глаза на зазубренный клинок, лежащий рядом с ним на энгаве. Провёл пальцами, вырисовывая на лезвии кровавый узор. «Мы ещё увидимся…»
Иккаку с облегчением перевёл дух — тайчо не взбесился, и замечательно. А может быть, действительно сам вчера перебрал. Вон, сидит, бормочет что-то. И не разобрать что. Какой-то Тора… Мадараме тоже не иначе как с похмельных глаз показалось — между Зараки и его занпакто метнулась тень.

*Дайсё (яп. 大小, дайсё:, букв. «большой-малый») — пара мечей самурая, состоящая из сёто (короткого меча) и дайто (длинного меча). Длина дайто — более 66 см, длина сёто — 33—66 см. Дайто служил основным оружием самурая, сёто — дополнительным оружием.
*Кагетора — Тень Тигра. Долго мучилась с названием, потом плюнула и выбрала это. Мне кажется, у Зараки занпакто тоже должен быть хищником. И не проводя сильных аналогий с "полосками Абарая". Вот и заработала фантазия - внешность Айи, характер Уесуги, прошлое - великого благородного воина-самурая. В руках безродного не пойми кого. Это чтобы достигнуть самого накала конфликта.

@темы: Куросаки, занпакто, Зараки, «Bleach», «погладь автора»